Книга Оборванные струны - Надежда и Николай Зорины

После холодного душа я так замерзла, что даже чай не помог, обжигающе горячий и крепкий; даже теплый, огромный, как дом, свитер не сумел меня согреть. Зубы стучали, руки ходили ходуном, когда я набирала номер. Я не боялась, совсем не боялась… услышать свой голос, стать собственной слуховой галлюцинацией, я просто очень замерзла.

Трубку долго не брали, потому что опять успела наступить ночь — я бросила взгляд на часы, ужаснулась, хотела нажать отбой, но мне вдруг ответили.

— Да, — сказала женщина тревожным, внезапно разбуженным голосом — та самая женщина, которая в прошлый раз утверждала, что она и есть жена моего мужа.

— Простите, что поздно, — начала я, изо всех сил притворяясь спокойной и равнодушно-деловой. — Я по объявлению.

— Слушаю вас. — Голос ее тоже успокоился, превратился просто в деловой.

— Я по объявлению в журнале «Кинотрек». Мне хотелось бы уточнить условия.

— «Кинотрек»? — Она рассмеялась. — Это очень старое объявление. С прошлого года я в этот журнал ни разу не обращалась. Оказалось совершенно бесперспективное издание для моих целей. Откликнулась одна только девушка, да и та не явилась. Даже не знаю почему, мы так мило с ней поговорили, мне казалось, что ее все устраивает… Это по объявлению! — крикнула она не в трубку, а тому, кто остался за кадром, и назвала имя моего бывшего мужа. Я представила, как он выглядывает из спальни — взъерошенный со сна, с красной, измятой правой щекой — он всегда спит на правом боку, потому что на левом спать вредно. Босые ноги мерзнут на голом полу, сердится, возвращается на кровать, кутается в одеяло. Я его тоже когда-то любила, спокойной, без безрассудства любовью. — Какой язык вы хотели бы изучать?

— La langue français, — бормочу я, — English. — Я должна спросить… но не могу решиться.

— У вас совершенно варварское произношение, — женщина смеется, — но ничего, мы это поправим. Урок длится сорок пять минут, — сообщает она и называет расценки. — Мы могли бы чередовать английский с французским или делить урок на две половины. Как вам удобней? — Все так, все правильно, я тоже предлагала именно такие варианты. Мне нужно задать ей этот вопрос… Я не могу решиться. — Так как мы договоримся?… — начинает она, но я перебиваю:

— Простите! Как давно вы занимаетесь репетиторством?

— О, я довольно опытный преподаватель, — не обижается, а опять смеется она, — до этого я вела курс сравнительной грамматики в университете иностранных языков, так что не сомневайтесь.

— Я не сомневаюсь… А репетиторством?…

— Примерно год, но пусть вас это не смущает…

— Да нет же, нет! — Я срываюсь на крик, я больше не могу притворяться, не могу себя контролировать… Не только руки, все тело мое дрожит. — Почему вы ушли из университета?

— Ну… Никогда не любила преподавательскую работу, — добивает она меня моими словами, моими мыслями, — и потом, теперь у меня появилось больше свободного времени…

— Вы давно замужем? — хамски задаю я тот самый вопрос, на который никак не могла решиться — теперь все равно.

— Давно. — Она обижена, но почему-то продолжает отвечать. — Мы поженились на пятом курсе, потом вместе поступили в аспирантуру. Почему вас это интересует? Постойте! Да ведь вы…

Я не выдерживаю, бросаю трубку. Я знаю, о чем она спросит. Да, да, я та самая девушка, которая звонила ей в прошлом году по объявлению в журнале и не явилась на урок. Я та самая женщина, которая позаимствовала ее жизнь.

Мне страшно, мне холодно. Я брожу, брожу по квартире и никак не могу остановиться. Ноги подкашиваются от этой изнуряющей ходьбы. Мне бы сесть… мне бы лечь, закрыть глаза и провалиться в сон. Но я не могу остановиться. Кухня, коридор, прихожая, большая комната, спальня. Я хожу и хожу, чтобы не закричать, не завыть. Большая комната, коридор, прихожая. Останавливаюсь на секунду у двери и снова продолжаю движение. Я знаю, сумасшедшие могут ходить вот так сутками, не спать, не есть, пока не падают замертво. Я помню, отлично помню в мельчайших деталях обстановку в квартире моего бывшего мужа — она досталась ему по наследству от родителей, два года мы прожили в ней. Я помню, отлично помню в мельчайших деталях всю нашу совместную жизнь. Я знаю свои и его привычки и пристрастия, я помню все достоинства и незначительные изъяны его души и тела. Если я сумасшедшая, то у меня очень изощренная фантазия и какое-то невероятное воображение.

Фантазия и воображение. Ну еще бы! Необходимые качества при моей профессии, творческому человеку без них никуда. Но в том-то и дело, что я человек абсолютно не творческий. Я… Я помню, как преподавала в университете, как давала уроки на дому, но совершенно забыла, как снималась в кино. Да я не только забыла — никогда об этом и не знала. Я не способна сыграть даже самую простую роль. Не могу только лишь по желанию воображения оказаться в другом месте, в другой обстановке, не способна представить себя другим человеком…

Я остановилась перед зеркалом — как раз в этот момент проходила прихожую. Всмотрелась в свое лицо: одинокая, старая, немощная женщина. Закрыла глаза — и явственно услышала звуки сельской жизни и шаркающие шаги на пыльной дороге. Я — миссис Руни. Стук колес, сейчас он подъедет, Кристи, на своем муле.

Все это я увидела так явственно, будто действительно превратилась в эту престарелую женщину и оказалась на проселочной дороге. Стряхнула наваждение, открыла глаза: прихожая, зеркало, я — просто я. Закрыла глаза — действие пошло своим чередом. Мистер Тейлор[3]подъехал на велосипеде. Извинился за шляпу, сообщил, что теперь стал безвнучен. Мы вместе стали пережидать, когда осядет пыль…

— Увидите моего бедного слепого Дэна, — проговорила я старческим скрипучим голосом, — скажите ему, что я шла его встречать и вдруг на меня накатило.

Я резко распахнула глаза, но на этот раз вернулась в себя не сразу, морщины постепенно сходили с моего лица. В ушах звучали шаркающие шаги… Могу и способна, но ведь это все еще книжные образы — сколько раз я перечитала эту пьесу Беккета? Надо попробовать что-нибудь современное, что-нибудь кинематографическое, из того, что я смотрела в последний раз. Последнее, что я смотрела, был «Эпилог»… Ну и пусть!

Поляна в лесу, необычный пикник. Пахнет мятой травой, сигаретным дымом, вином и едой. Голова затуманена, но кровь ужасно стучит в висках. Встать, поднять бокал, произнести тост — и выстрелить. Мы репетировали это тысячу раз, причем там, где кушетка скрипит, как старый паркет или как те деревянные мостки на старинной улице провинциального города, по которым я шла к своему концу. Незаметно достать пистолет. Нора носится по поляне с истошным лаем — предчувствует? Но ко мне не подходит. Он не враг, а просто мой муж. Смотрит, чуть смущенно улыбаясь, как улыбаются в ожидании поздравлений. Сказать… достать… выстрелить… Рука дрожит.

Я не смогла выстрелить, не смогла доиграть эту роль. Бросила пистолет и убежала в спальню.