Книга Волга впадает в Гудзон - Фридрих Незнанский

На столе следователя зазвонил телефон.

— Можешь звонить своему Турецкому, — сообщил Игорь. — Как мы и думали, полное фуфло, об этом типе никто никогда не слышал!..

Несколькими часами позже состоялся наконец допрос Иванова, давший следствию совсем немного, хотя, обнаружив в кабинете Дубинского Илью Борисовича, Николай явно обрадовался. И как раз благодаря присутствию доктора кое-что вытянуть из Иванова все-таки удалось, после чего Владимир Владимирович слегка изменил свое мнение о Рубинштейне: психом он явно не был.

— Ну, Коленька, — Илья Борисович сел совсем близко к своему пациенту, касаясь его коленей своими, при этом и как бы напротив него (стулья он с позволения Дубинского поставил заранее сам), — хочешь небось к бабе Симе?

Иванов посмотрел на него и улыбнулся в ответ на неизменную докторскую улыбку. Теперь по крайней мере привычка Ильи Борисовича почти все время улыбаться стала следователю понятна.

— Хочу, — прошептал он.

— Ну и славно, скоро увидишь свою бабу Симу. А чего ты шепчешь-то, голос потерял, что ли?..

— Да нет…

— Вот, совсем другое дело! Но прежде чем мы с тобой поедем к ней, давай-ка кое-что ты мне расскажешь. Помнишь, кто за тобой приехал и увез тебя с собой?

Николай кивнул:

— Дима… Он добрый, он мне куртку красивую купил — мамочку в ней чтобы похоронить.

Лицо Иванова скривилось в плаксивую гримасу.

— Ну-ну… — Доктор потрепал его по плечу. — Ты же мужик, Коля, раскисать тебе не положено.

— Надо мстить! — тут же оживился Иванов. — Дима сказал — надо тому дядьке, что мамочку убил!

— Вот видишь, — спокойно заметил Рубинштейн, не обращая никакого внимания на насторожившихся следователей, — и Дима так сказал, ты и послушался его, верно?

— Ну… А они, — Николай злобно нахмурился и ткнул пальцем в Игоря, сидевшего ближе к нему, — чего они-то не отпускают?!..

На его вопрос Илья Борисович тоже не обратил никакого внимания.

— Расскажи-ка лучше, как ты мстил, Коленька, — ласково попросил он, снова тронув Ивановна за плечо. — Вы, наверное, поехали к тому мужику? На машине?

Этот вопрос доктор обговорил предварительно со следователем. Но ожидаемого результата — описания машины — он не дал. Выяснилось только, что машина была «черная», «классненькая» и внутри «мягонькая» — то есть, скорее всего, какая-то темная иномарка.

Вероятно, главным результатом этого допроса стала некоторая ясность по поводу самого места происшествия — клуба «Энерджи» — и участия в покушении кого-то из сотрудников.

Путем множества вопросов, задавал которые по подсказке Дубинского доктор, на ходу ловко формулируя их в доступный для Иванова вид, выяснилось, что «дядьку, убившего Колину маму», Дима показал ему прямо в клубе, куда их привел «другой дяденька». Затем и Дима, и «другой дяденька» ушли вслед за Мансуровым в зал, а вот вышли они или нет, Коля не знал. Не до того ему было: он затаился под лестницей, ожидая, когда его враг выйдет в вестибюль. Дима предупредил, что выйдет он, когда все уже уйдут, — вот он и ждал. «Красивый ножичек» ему вручил также «добрый Дима».

Все эти довольно скудные сведения раздобывались в кабинете Дубинского почти полтора часа, после чего Николая увели, а Рубинштейн, заметно уставший, но покорный, был отправлен к фотохудожникам — составлять портрет «доброго Димы».

— Ну что, опер? — вздохнул Володя Дубинский, закончив писать протокол. — Ясен день, разрабатывать будем этот чертов клубешник. По крайней мере, один свой человек у нас там имеется…

— Это Павленко, что ли? — Калина дернул плечом. — Лично я бывшим из наших не сильно бы доверял… Тем более на такие бабки свалившим!

— Брось! Не будь предвзятым… Может, у него дома семеро по лавкам, которых на наши оклады не прокормишь, не говоря уж про одеть. Это ты у нас молодой-холостой, а Павленко, я думаю, где-то под полтинник как минимум. Словом, Игорек, изволь с бывшим майором сотрудничать. Давай садись, сейчас мы с тобой быстренько набросаем план необходимых оперативно-следственных действий…

Калина слегка пожал плечами, вздохнул, но послушно придвинул стул к Володиному столу.

— Значит, так… — Дубинский на секунду задумался, черная гелевая ручка, которую он держал в пальцах, повисла при этом над чистым листком его рабочего блокнота вопросительно. — Значит, так… — повторил он. — Прежде всего — повторный опрос всех свидетелей, во-первых… Список их у тебя есть?

Игорь кивнул.

— Далее — попросить Павленко охарактеризовать каждого из них самым подробным образом.

— Вообще-то их не так много, но по крайней мере с одним, точнее, с одной из них предвидится морока, — сообщил Калина.

— С депутаткой Мосгордумы, что ли? — догадался Дубинский.

— Ну да…

— Ничего, пробьешься к ней как миленький, в крайнем случае на прием запишись… Так, дальше — и это важно! Меня крайне интересует генеральный директор клубешника — как его там?.. — Дубинский отлистал несколько страниц блокнота назад. — Ага! Ну и имечко… Гордей Васильевич Сибиркин. И его почему-то у нас пока что безымянный старший менеджер…

— Хочешь знать, куда они делись и почему так быстро свалили в тот день?

— Правильно мыслишь, — кивнул Владимир. — Понимаешь, по идее, столь важного гостя этот Гордей просто обязан был проводить до выхода из клуба и под белы ручки самолично усадить в машину. Однако этого почему-то не произошло, и здесь мы с тобой имеем некое непонятное нарушение так называемого протокола.

— Чего-чего? — Калина насмешливо поднял одну бровь.

— Протокол, — вполне серьезно пояснил Дубинский, — это, Игорек, некий свод правил, которому обязаны следовать участники мероприятий определенного уровня! Он может быть гласным, а может быть и негласным, чем-то вроде традиции. Например, на прием в Кремль нельзя являться дамам в дешевой бижутерии или, скажем, в чем-нибудь вроде современных юбчонок длиной с пояс для резинок. И это вполне официально вписано в соответствующую бумагу! Ну а правило провожать важного гостя вплоть до посадки в машину — скорее традиция, но на самом деле тоже вполне протокольная… Ты что-то сказал?

— Какой ты умный, Дубинский! — с ядовитым восхищением произнес Игорь. — Особенно — насчет «пояса для резинок»! Все-то ты знаешь, да еще с нами, безграмотными чурбаками, делишься, щедрая твоя душа.

— Ладно, хватит ерничать! — Дубинский нахмурился. — Лучше, если и без меня все знаешь, приступай к исполнению. Мне, к твоему сведению, сегодня с этим планом еще к Турецкому в Генеральную ехать, так что вперед и с песней!

— Есть, с песней! — Калина, неожиданно бодро вскочил со стула и улыбнулся. — Слушай, в порядке бреда: не попросишь заодно у своего знаменитого Турецкого какого-нибудь опера мне до пары? Ты ж понимаешь, время-то работает совсем не на нас!