Книга Этрусская химера - Лин Гамильтон

— Вот это вот, — она указала в сторону Антонио, расплачивавшегося по счету. — Клайв сказал мне, что у тебя новый приятель.

— Нет, Дотти, это тоже не он. — Я вздохнула.

— Жаль, — проговорила она. — Такого великолепного парня нечасто можно увидеть.

Кайл обдумывал эту фразу не меньше минуты, а потом нахмурился.

Глава четвёртая

— Годар не хочет продавать скульптуру, — сказала я Лейку.

— Тогда предложите ему больше, — ответил он. — Этот конь мне нужен.

— Если вы настаиваете, я могу уговорить его расстаться с ней за сто пятьдесят тысяч — проговорила я.

— Сто пятьдесят тысяч чего? — переспросил он.

— Долларов.

— Вы шутите. Всего-то? А я был готов израсходовать миллионы. Так в чем же дело?

— Это подделка.

Трубка ненадолго умолкла, наконец он спросил.

— Вы уверены в этом?

— Да.

— И что приводит вас к подобному заключению?

— В основном качество работы. Ничего похожего на Химеру из Ареццо. Я хочу сказать, что если бы эти предметы сделал один и тот же художник или в худшем случае мастерская, между ними существовало бы некое сходство, и исполнение было бы равным по качеству. Это не так. Потом на ноге коня находится этрусская надпись. Она и выглядит, как на лапе Химеры, и означает тоже самое. Но Химера была изготовлена методом утраченного воска.

— Каким? — перебил он.

— Утраченного воска, — сказала я. — Из воска изготовляется точное изображение, а потом в форму с восковой Химерой заливается расплавленный металл. Воск плавится, металл застывает, получаем бронзовую скульптуру.

— Да-да, — проговорил он. — Вспомнил. Переходите к делу.

— А дело заключается в том, что надпись на Химере, посвящающая ее Тинии, была сделана в воске перед изготовлением фигуры. Надпись же на ноге коня, напротив, была выгравирована уже после отливки. Я думаю, что статуе может быть примерно около века, но какой-то предприимчивый тип вырезал эти буквы на ноге коня относительно недавно, надеясь выдать за изделие куда более древнее.

— Понимаю, — сказал он. — Мне очень жаль.

— Кстати, — сказала я. — По-моему, Годар знает о том, что это подделка, и потому решил сделать любезность и не продавать ее мне, невзирая на то, что действительно нуждается в деньгах.

— Понимаю, — сказал он снова. — А нет ли у него чего-нибудь интересного? Такого, что могло бы заинтересовать меня. Мой новый фонд открывается через две недели. Мне нужно блеснуть.

— Есть один очень интересный сосуд. Это гидрия, чернофигурный кувшин для воды. Как ни странно, на нем изображен убивающий химеру Беллерофонт. Вы можете получить ее за те же сто пятьдесят тысяч, и она того стоит.

— Знаете ли, я не занимаюсь коллекционированием изображений химеры, — ответил он.

— Я это понимаю. Однако работа мастера Микали, вероятно, способна заинтересовать вас.

После небольшой паузы он ответил:

— Едва ли. — Что изрядно удивило меня. Похоже, что имя оказалось незнакомым ему. Иногда тщательные исследования позволяют выделить работы одного и того же художника даже по прошествии не одной сотни лет. Живописец, скульптор, любой мастер нередко пользуется особыми приемами или же значками. От этрусских времен нам известно три таких личности, так называемый мастер Бородатого Сфинкса, пользовавшийся подобным изображением, мастер Ласточки и самый знаменитый из них мастер Микали, названный по имени человека, идентифицировавшего его работы. Гидрия с химерой обнаруживала все признаки работы мастера Микали — полный энергии, хотя и не отточенный стиль, и очаровательные завитки наверху сосуда. Конечно, правильное заключение мог дать только эксперт, однако риск ошибиться был невелик.

— Что еще у него есть? — спросил он.

— Если вас интересуют монументальные вещи, у него есть терракотовый храмовый фриз. Также с изображением мифа о химере. По-моему подлинный.

— Покупайте, — распорядился он.

— Годар может не захотеть расстаться с ним.

— Покупайте. Сто пятьдесят — это не деньги.

— Попытаюсь, — ответила я.

— Не надо пытаться, — проговорил Лейк, перед тем как повесить трубку. — Делайте.

* * *

Было еще достаточно рано, когда я спустилась вниз, чтобы раздобыть себе кофе. Дотти в очаровательном костюме из красной кожи, окруженная дорогим багажом, находилась возле регистрационного стола.

— Привет, — окликнула меня она. — Надеялась повидаться с тобой перед отъездом. Мы решили продолжить поиски. Направляемся дальше на юг, в Прованс. Там случаются сказочные находки, впрочем, всегда втридорога. Тем не менее некоторые люди готовы купить любую старинную вещь из Прованса, даже если это просто видавшая лучшие времена сельская мебель. Когда им по карману при этом мебель в стиле Людовика XVT, я этого просто не понимаю. Но сперва заеду в шато — на тот случай, если Годар передумал. Если нет — еду дальше. Ночью я решила, что незачем тратить время на пустые сожаления по поводу несостоявшихся сделок, какими бы фантастическими они ни могли оказаться. Куда же запропастился этот Кайл? — спросила она, поглядев на улицу. — Я еще утром отправила его по делам, и он завозился куда дольше, чем следовало бы. — Ах, вот и он, — проговорила она, заметив подъезжавший к отелю «рено». — Ну, нам пора, моя дорогая. Заезжай ко мне в Новый Орлеан. Можешь пожить у меня.

— Пока, Дотти, — проговорила я, оказавшись в ее объятиях. — Может быть, встретимся этой зимой в Нью-Йорке. В этом году моя очередь ехать на ярмарку антиквариата.

— Привози с собой своего нового парня, — сказала она. — Умираю от любопытства. А я привезу того, с кем тогда буду, чтобы нас стало четверо.

Очевидно, не расслышавший последнюю реплику Кайл мило помахал мне.

К моему облегчению, ни Антонио Прекрасного, ни Буше с Леклерком не было видно, поэтому я зашла в кафе и заказала круассан, абрикосовый джем и кофе. Утро выдалось прохладным, но солнце уже грело, и я попыталась прийти в более благоприятное расположение духа и на время забыть о том, чем я занята здесь и какие неприятности могут ожидать меня в шато, когда я вернусь туда, чтобы приобрести храмовый фриз.

Тем не менее несколько непрошеных мыслей продолжали лезть в голову, сколько я бы ни отгоняла их. Во-первых, дело было в самом Лейке. Я считала Лейка видным коллекционером, более того не сомневалась в этом — судя по всем его приобретениям и тому, что он неизменно присутствовал во всех списках крупнейших коллекционеров мира. Однако для человека, потратившего на это занятие уйму денег, он на редкость мало знал о том, что, собственно, собирал. Известные мне коллекционеры гордились глубиной своих познаний в избранной ими области. Меня смущало, что такой человек как Лейк не знает о мастере Микали, но еще более то, что он явно не слыхал об использовавшемся в литье методе потерянного воска, хотя быстро загладил ошибку, когда я объяснила ее. Конечно, знание таких технологических тонкостей необязательно для каждого человека, но Лейк собирал бронзу — если вспомнить про не доставшегося ему Аполлона, а теперь еще и Беллерофонта. Я не могла не вспомнить коллекцию, которую видела в его апартаментах в Риме: дорогие, но отнюдь не исключительные вещи, собранные буквально со всех концов мира. А это означало, что-либо он собирал старину напоказ, не интересуясь тем, что он коллекционировал, либо имел патологическую наклонность к приобретательству, не отягощенную вкусом. И то, и другое умаляло его в моих глазах.