Книга Легкое дыхание - Иван Бунин

— Валяй, брат, валяй смелей!

Турбин, хотя и относился к Кондрату Семенычу как к человекупустому, однако знал, что Кондрат Семеныч «бывал в обществе» и может податьсовет.

— Как валять-то? — говорил он, сдерживаяулыбку. — Тут такая неприятная история! Рубашки крахмальной нет!

Кондрат Семеныч качнул головой.

— Это, брат, скверно. В вышитой явиться в первый раз вдом — нахальство!

— Ну, так как же? — говорил Турбин растерянно.

— Ни черта, — сказал Кондрат Семеныч. — Неробей!

И, отворив форточку, он своим хриплым охотничьим голосомгаркнул:

— Васька! Домой валяй! Духом доставь рубашкукрахмальную… в сундуке, под летней поддевкой…

Пока Василий ездил за рубашкой, Кондрат Семеныч рассказал,где он успел уже побывать, и с улыбкой сатира, от которой заблестели егомаленькие карие глаза, вытащил из рукава шубы бутылку водки.

— Хвати для храбрости! Хочешь? — говорил он,обивая сургуч с горлышка.

— Ну уж нет!

— Что, думаешь, пахнуть будет? Ни капельки. Только чаемзажуй. А впрочем, черт с тобой. Нет ли чашечки?

Выпив и закусив кренделем, Кондрат Семеныч заговорилсерьезно:

— Ты, брат, себя поразвязней держи, посвободнее. А товедь будешь сидеть, как кнут проглотил.

— А как брюки — ничего? — спрашивал Турбин.

Кондрат Семеныч оглядел их с полной добросовестностью иподумал.

— Сойдет! — сказал он решительно, — за милуюдушу сойдет. Только вот смяты немного. Снимай, давай разгладим.

— Нет, нет, пустяки, — пробормотал Турбин, густокраснея.

— Ну, как знаешь.

Кондрат Семеныч лег на постель и вполголоса запел:

Вода — для рыбы, раков,

А мы, герои, водку пьем!

В это время Васька внес рубашку. Но едва Турбин надел ее,Кондрат Семеныч так и покатился со смеху.

— Нет… Не срамись! — хрипел он, задирая ее наголову Турбина, — не годится!

Правда, рубашка не годилась. Накрахмалена она была отвратительно— вся была грязно-синяя, ворот ее был непомерно широк.

— Декольте! — повторил Кондрат Семеныч сквозьсмех.

Турбин снова покраснел и даже запотел от злобы.

— Я вам не шут гороховый! — крикнул он бешено.

— Да за что ж серчаешь-то? — заговорил КондратСеменыч растерянно. — Сам тонок, как шест, хоть грачей доставать, а наменя серчает… Ну, хочешь, достану?

— Не понимаю — где? — глядя в сторону, пробормоталТурбин.

— Да уж это мое дело. Ну, хочешь?

И, не дожидаясь ответа, хлопнул дверью, накинул на себя шубуи выскочил на крыльцо. Рыженькая троечка подхватила под гору. Турбин бросился кдверям:

— Кондрат Семеныч! Кондрат Семеныч!

Но Кондрат Семеныч только рукой махнул.

— Это бог знает что такое! — сказал Турбин, чутьне плача. — Это значит, всему заводу будет известно!..

Однако, когда Кондрат Семеныч через десять минут явилсяобратно и привез с собой Таубкина и его крахмальную рубашку, когда Таубкинсамым задушевным тоном стал просить «не беспокоиться» и когда рубашка оказаласькак раз впору, Турбин, весь красный от волнения, начал улыбаться.

— Что вы беспокоитесь? — говорил Таубкинфальцетом. — Что такое? Разве я не понимаю? Конечно, это останется междунами. Хотите мои часы?

Турбин отказывался. Кондрат Семеныч преувеличеннорасхваливал его костюм.

Наконец Турбин был готов. Он повеселел, хотя и чувствовалсебя наряженным и точно связанным. Он садился то на один, то на другой стул.

— Вы к нему по делу? — вдруг спросил Таубкин, какбудто вскользь.

— Да, то есть так… по делу отчасти.

— Так вам, пожалуй, пора.

Турбин уже давно думал про это. «Пожалуй, что и правдапора, — соображал он, — что же, к шапочному разбору-то прийти? Толькохозяев в неловкое положение поставишь…»

— А который час?

— Четверть восьмого.

— Вали, брат, вали, — сказал Кондрат Семеныч.

— Пожалуй, — согласился Турбин, медленноподымаясь.

Напевая, Кондрат Семеныч накинул на себя шубу, осмотрелпальто Турбина.

— Молодец! — сказал он, смеясь глазами. —Хочешь, подвезу?

Турбин заторопился отказаться.

— Ну, черт с тобой! Едем.

Он сунулся лицом к лицу Турбина для поцелуя, ввалился в санирядом с Таубкиным и крикнул:

— Обрати посерьезнее внимание на Линтвариху! Хороша,анафема!

XIII

Уже подходя к аллее перед линтваревским домом, Турбин вдругоробел, оглянулся и поспешно зашагал опять под гору. «Рано, рано, немыслимо такрано!..»

Волнуясь, он дошел до моста и опять оглянулся. Вот будетскверно, если видели, что он приходил! Но никого не было кругом. Только надеревне горланили на «улице» девки. Из дома через аллею загадочно светилисьокна. Что там, в доме? Начался вечер или нет? И кто там, и что делают? Аобстановка? «Небось люстры, паркет, бархат, фамильные портреты… Вот отсчитаюсто… нет, двести и тогда пойду».

Вдруг на мосту послышался скрип шагов. Турбин быстроповернулся и, не оглядываясь, почти побежал по аллее. Не думая, он быстрорастворил дверь, шагнул через три ступеньки в сенях и стал шарить по притолокезвонка. В дверях щелкнул замок, и нарядная горничная появилась на пороге.

— Павел Андреевич дома?

— Пожалуйте-с.

Горничная помогла ему снять пальто. Как в тумане, увидал онбольшую светлую залу, открытый блестящий рояль, тонкие стулья, тропическиерастения… Поразили его только ширмочки около них из матового стекла; всеостальное показалось ему чересчур просто. Цапаясь когтями по паркету, изстоловой выбежала щеголевато-тонкая черная собачка, а за нею быстро вышелЛинтварев.

— Имею честь поздравить! — сказал Турбин и всмущении вынул носовой платок.

Предупредительно-ласково Линтварев пожал ему руку.

— Милости просим, милости просим!

И, пропуская Турбина вперед, повел его в столовую.

— А, Николай Нилыч! — сказала НадеждаКонстантиновна так, словно давно ждала его.

Турбин расшаркался, оглянулся.

— Николай Нилыч Турбин… Господин Турбин… —поспешно говорил хозяин.

Молодой, свежий, красивый флотский офицер встал быстро ипоклонился с преувеличенной вежливостью. Невысокий, худощаво-широкоплечий, собветренным, инородческого типа лицом доктор пожал ему руку просто и безулыбки. Пожилой, солидный господин, не вставая, сдержанно-вежливо наклонилголову.