Книга Рыцарь зимы - Ричард Арджент
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Немного, сэр. Я пригонял лошадей к отцу, который их подковывал, – от фермеров и местных жителей.
– Деревенские лошади? – презрительно фыркнул Роберт. – Не чистокровные, как я понимаю?
– Кто позволит деревенскому мальчишке ездить на добром жеребце или породистой кобыле, сэр?
– Верное замечание. Но, по крайней мере, тебе довелось сидеть на лошади, это уже кое-что. Надеюсь, ты быстро учишься, поскольку через месяц я должен оставить мою дочь и отправиться во Францию. Эндрю, ты оказал мне большую услугу, и я глубоко признателен за это. Учись как следует, юноша, и из тебя выйдет толк, даже если ты и не станешь рыцарем.
– Благодарю вас, сэр.
Мысли и вопросы теснились в голове Эндрю, и его душа пела, пока он шел к гостинице, чтобы попрощаться с друзьями. К тому времени, как он добрался до цели, наступило утро и на улицах начали появляться люди. Трое актеров сидели в главном зале, доедая похлебку и запивая ее слабым элем, когда Эндрю вошел внутрь. Они с удивлением уставились на него. Юноша подошел к ним, сгорая от нетерпения поделиться радостной новостью.
Патрик, улегшийся на скамье у огня, произнес своим спутникам:
– Как, по-вашему, его распирает от гордости или самодовольства?
– От гордости, разумеется, – с готовностью произнес Артур. – Для самодовольства у него плечи недостаточно широки.
– Угадайте, что случилось?! – воскликнул Эндрю, едва сдерживаясь.
– Тебя отпустили, сделав предупреждение? – предположил Тоби.
– Я стану оруженосцем! – радостно произнес Эндрю. – Сэр Роберт де Соннак обещал дать мне коня, доспехи и письмо для сэра Гондемара де Блуа, чтобы тот взял меня в оруженосцы.
Трое юношей пораженно уставились на мальчика.
Наконец Патрик произнес:
– Эндрю, ты говоришь серьезно?
– Конечно! Разве стал бы я шутить о таких чудесных вещах?
– Чудесных, – повторил Артур, сбросив ноги Тоби со своих колен, куда тот попытался их пристроить. – Ты хочешь сказать этим, что твоя судьба полна чудес?
Эндрю внезапно стало не по себе.
– Я, наверное, говорю как последний хвастун. Простите, друзья. Я не хотел вызвать в вас зависть, – искренне произнес юноша. – Мне очень жаль, что мы не можем все получить подобную милость – это, разумеется, невозможно.
– Мы сейчас просто позеленеем от зависти – вон как моя шляпа, – лениво протянул Патрик.
– Точно, – согласился Артур, зевнув напоказ. – Позеленеем, как долины Чешира.
Эндрю нахмурился. У него возникло отчетливое ощущение, что актеры не обрадовались этой новости, даже не расстроились из-за того, что его удача превзошла их достижения. К тому же казалось, она не произвела на них должного впечатления.
Тоби наконец объяснил ему, в чем дело.
– Эндрю, – произнес добродушный здоровяк, – ты хочешь сказать, что предпочитаешь тяготы жизни оруженосца вольному быту актера, свободному от всяких обязанностей и странствующему с чудесными спутниками? Впереди ждет настоящий ад, мой дорогой друг, а если потерпишь неудачу, тебя спишут со счетов, даже не задумавшись о твоей дальнейшей судьбе. Если же ты и впрямь пройдешь эту безумную подготовку, тебя запихнут на вонючий корабль и отправят в чужие земли, где местные говорят на варварском наречии, где все не так, как здесь. Оказавшись там, ты, возможно, проживешь достаточно долго, чтобы пожалеть о своей судьбе, но рано или поздно (и скорее всего, рано) тебя поразит какая-нибудь жуткая болезнь, или сожрет лев, или сарацин снесет с плеч твою голову.
– Значит, вам не завидно? – спросил Эндрю безжизненным голосом.
– Ничуть, мой бедный Эндрю, – с улыбкой произнес Патрик. – Напротив, мы бы сочли твое будущее достойным сожаления, дорогой, которую нужно избегать любой ценой. Мы бы ни за что на свете не захотели стать оруженосцами. Эндрю, я сам из хорошей семьи – мой отец уважаемый шляпник в Стратфорде-на-Эйвоне, и с его влиянием я мог бы с легкостью стать оруженосцем, по мановению его… шляпы. – Артур задорно рассмеялся, и Патрик продолжил: – Но я бы этого не хотел. Это же ад на земле, друг мой. Зачем? Бродить повсюду в железном доспехе, чтобы по шлему лупили мечами и палками, пытаясь выбить из меня дух? А потом отправиться в какую-нибудь забытую Богом страну под палящим солнцем, где рыцарь, считающий своего оруженосца ничтожеством, скормит меня волкам, если так будет ему угодно? Тьфу!
– Но… – выпалил Эндрю, – как насчет долга? А сражаться за Святую землю? А как же храбрость и честь? Не говоря уже о том, что однажды ты и сам мог бы стать рыцарем?
– Брось, – произнес Артур. – За одну неделю я успеваю побыть королем, принцем и рыцарем-злодеем с такой черной душой, что равный ему еще никогда не ступал на землю Англии. Сегодня я играю правителя в мистерии «Ирод Великий», завтра Патрик скажет, что мы ставим «Ноев ковчег» и я буду исполнять роль Гласа Божьего. Так что сегодня я правлю миром, завтра – и небом и землей, и при этом, Эндрю, не подвергая свою жизнь и здоровье ни малейшей опасности.
– Но это всего лишь игра. А я бы хотел настоящей славы.
– В таком случае радуйся своей удаче, Эндрю, – произнес Патрик, – но не сожалей и не печалься о тех, кого оставляешь позади. Мы счастливы, занимаясь своим ремеслом, которое любим всей душой. Доброй тебе удачи, мой юный друг. Нам будет не хватать нашей накрашенной госпожи с румяными щечками и трепещущими ресницами. Должен сказать, Эндрю, девушка из тебя получилась куда лучше, чем оруженосец. Ну-ка, скажи для нас всех еще разок свою чудесную строчку: «Поцелуй-ка меня, любимый, ведь мои губы слаще меда, и ты воспаришь вместе с птицами»!
– Не стану я этого делать! – жарко возразил Эндрю. – Мне потребовалась вся смелость, чтобы сказать это перед толпой заросших пьянчуг!
Парни рассмеялись, услышав это, и окружили Эндрю, желая ему всех благ, о которых он только мечтает. Они хлопали его по спине и поздравляли, говоря, что им будет крайне его не хватать, а затем отпустили с добрыми напутствиями, необходимыми тому, кто расстается с друзьями, к которым успел привязаться.
Эндрю оставил актеров и вернулся к дому своего благодетеля. Хозяин представил его старому Фоггерти, который должен был, в конце концов, сопроводить юношу в деревню Крессинг. У старого Фоггерти осталась только одна рука, к тому же он был тощ, как уличный пес, но при этом силен, как вековой дуб. Уцелевшей конечностью он махал мечом не хуже лучших солдат и продемонстрировал мальчику свои приемы, колющие и режущие удары. Старина Фоггерти носил белую бороду, длинную, как копье. Его глаза слезились, но разум оставался острым и цепким, а мышцы – крепкими.
– Однажды я стану слабым, как котенок, – сказал он Эндрю, – и в этот день буду весьма признателен, если ты отправишь меня на вечный покой.
– Я не смогу этого сделать. Я ведь только что познакомился с тобой.
– Вот и хорошо – лучше пасть от руки чужака, а не друга.