Книга Контора Кука - Александр Мильштейн

— Ну да, я спала, — сказала Кома, — имею право. Тебе крепкий?

— Да, как всегда. Ну то есть как раньше… Слушай, я хотел тебе рассказать эпизод. Ничего особенного. Про трактир «Конечная остановка» я ведь тебе уже, наверно, говорил, да?

— Да, ты рассказывал, — как-то рассеянно сказала Кома, и Льву показалось, что она посмотрела в сторону спальни, но когда он как бы понимающе кивнул — снизу вверх, она никак не отреагировала, и он продолжил:

— Вот, но я там вспомнил ещё кое-что… Это всё как-то связано… Это было в Алуште. Я туда скатился, можно сказать, с гор, по сыпняку Демерджи, может быть, но я всё остальное помню уже довольно смутно… Ну, вроде бичевал с какими-то системными, спали все вместе, всё время на травке…

— Что? — спросила Кома, демонстративно поправив очки. — Свальный секс? Говори-говори, я тебя внимательно слушаю.

— Да не так чтобы… Нет, конечно, была у меня там одна…

— Ага. Ну хорошо, что хоть Лильку ты мне нашёл не на свалке.

— Кома, я сейчас совсем не об этом… Спустился я, значит, с гор, голодный, худой, пыльный, можешь себе представить…

— Почему представить? Я тебя таким хорошо помню.

— Дальше мне предстояло плыть в Ялту… А может, и нет… Так вот, я взял билет на катер, ну пусть будет до Рыбачьего — значит, он должен появиться справа, оттуда, — Ширин показал рукой в угол кухни.

— О’кей, — сказала Кома, — рисуем справа налево, из-за острова на стреме… Или что это у нас, севастопольская панорама?

— Панорама, ты умница… Но подожди, я её ещё не нарисовал… Я купил билет, посмотрел на расписание и понял, что я могу успеть поесть… рядом как раз была столовка, открытая… там эта раздача… и все виды блюд: компоты, котлеты… Я никогда не ел эти столовские котлеты… А тут взял — такой я был голодный, как говорится, быка бы съел… Вот, я взял, сел и стал их уплетать… по-моему… с гречневой кашей… ещё я взял и суп, и всё, что там было, хотя ничего больше там, конечно же, не было… Ну, может, вялая капустка на блюдечке… Когда я проглотил суп, на горизонте нарисовалась белая точка. Вон там. Посадка через две минуты, там уже огромная толпа на причале, можно было и не успеть, понимаешь?

— Но ты успел… А ты не успел, кстати, зайти, куда я тебя уже две недели как прошу? В патентамт?

— Нет! Я вчера ходил, представь себе, в этот кабак — куда меня Паша попросил заглянуть, я тебе говорил… Слушай, что-то все меня что-то просят… Ну, в целях нейтрализации детского невроза, или купирования, или как там это называется… ну, я зашёл этаким «частным детективом» — представляешь, меня за него там приняли, смешно, да?

— Да, и что там было? Расскажи лучше…

— Ах так! Лучше? Тогда я тебе вообще ничего не буду рассказывать!

— Ладно-ладно, ты чего… Я же слушаю. Вот, смотри, ушки на макушке, продолжай, Лёва.

— Да ничего там не было — вчера, выпил пару кружечек, и всё… Никого там не запирали… А катер, стало быть, приближается, а я голодный, как стая волков, и вот я, значит, уплетаю эти кошмарные котлеты с огромной скоростью… И тут ко мне подходит женщина в чём-то синем…

— В чём синем?

— Ну в халате, наверно, не в бикини же… Работница этой столовой или, может быть, заведующая. Не молодая, но ещё и не старая… Зрелых лет. И говорит: «Вы не хотите сделать запись в нашу книгу жалоб и предложений?» Кома, я чуть не подавился. «Нет, — мычу полным ртом, — у меня нет никаких жалоб». А она и говорит — с такой улыбкой… просто как сейчас вот стоит перед глазами… «Я понимаю, — говорит, — но я подумала, что вы, может быть, хотите написать нам благодарность! Вы с таким аппетитом кушали наши котлеты, что я подумала…» И тут я в самом деле подавился, веришь. Отдышавшись, я не стал ей говорить, что просто спешил доесть, я просто молча сбежал. Во всяком случае, я это сейчас так вижу: после её слов я глянул на море, увидел, что катер уже подходит к причалу, матросы разворачивают канат… И я тогда всё оставил, ну что — всё… кусок котлеты, немного каши, перепрыгнул через оградку кафе и побежал с рюкзаком наперевес, то есть в руках был рюкзак, иначе бежать неудобно, он же как наездник, получается, на тебе, когда бежишь, неудалой такой наездник, лупит по спине… Но я один раз оглянулся, и та женщина смотрела мне вслед… и такая у неё была при этом улыбка, понимаешь? Вот это мгновение — вот там оно всё и осталось, в янтаре, и котлеты, и мухи, и всё вместе, весь тот мир… Быстро успеть прожевать котлету, пока белый катер подплывает к причалу… Который увезёт тебя неизвестно куда… Dahin, dahin[14]… Волны… Солнечный ветер… И в чём-то синем она там стоит, на пороге столовой, ты понимаешь? И улыбается мне вслед! Ты понимаешь, Кома?

— Да, Лёвушка, да, не волнуйся. Ну конечно, я понимаю.

— Лиле я даже и пытаться не стал объяснить это… я уже знаю — я слышу всё, что она скажет: «А хочешь, я тебе сделаю в точности те котлеты? А, чего молчишь? Ну так вот, хватит этой ностальгии по совку!» — и всё такое…

— Главное, чтобы ты понимал, остальное неважно… — проговорила Кома и, посмотрев сквозь Ширина, сказала совсем другим тоном:

— С добрым утром!

Ширин резко обернулся и увидел Пашу Шестопопалова, который стоял в коридоре в луче солнца, кутаясь то ли в простыню, то ли в тогу… и сказав «Привет!», через секунду исчез — прошёл дальше в сторону ванной, всё это так быстро, что у Ширина мелькнула было мысль, что это ему привиделось… Но в тот же момент он вспомнил, что посмотрел туда вслед за Комой.

— Я теперь вообще ничего не понимаю! — воскликнул он. — Что у нас здесь творится в подъезде, кто у нас здесь живёт, с кем и — зачем?!

Торговые комплексы

Не только квартира была больше похожа на гостиничный номер, но и дом внешне не сильно отличался от построенной во время расцвета застоя гостиницы «Турист» «с видом на Великую Реку из доброй половины номеров».

Там и правда в окне блестело во всю ширь… и ещё Паша запомнил корабль на подводных крыльях, превращённый в шашлычную, в этом смысле его аналогом здесь была «кебабная», которую днём видно было из окна. «…А так она, конечно, на корабль мало похожа, разве что на кабину сухогруза…» — думал усталый персонаж после работы, глядя с балкона двенадцатого этажа на вечернюю панораму и вспоминая, что в его родном N-городке постояльцу, к которому он зашёл в гости по небольшому дельцу, показалось, что «ракета» — или «комета» — только что выбросилась на берег, как та рыба-кит…

Паша это запомнил, потому что постоялец уговорил его не уходить сразу после небольшого натурального товарообмена, а выпить с ним горилки.

И успел рассказать, как он, глянув в окно и увидев «ракету», впервые «зрозумив», откуда взялось выражение «выть белугой».

Паша сказал, что это странно, при чём тут одно к другому? Разве что корабль белый, ну и что… Но постоялец объяснил… хоть и не слишком вразумительно: «Да глянул в окно, и при мысли, что мне тут десять дней самому куковать, я сам чуть белугой не завыл… Никого нет во всей округе, а пустота какая-то у вас давящая… И ещё этот корабль, бля, призрак на берегу, наклонный, такую тоску он на меня нагнал, „крылья“ эти его, как культи… а утром, когда очи ще не продрав, показалось… шо та сама белуга из воды высунула морду — завоешь тут вид такого пэйзажу…»