Книга Месть самураев - Михаил Белозеров

Джонка, мерно покачивалась, бежала на восток, и Бугэй старательно прятался в тени. Он прислушивался к каждому звуку, но кроме скрипа дерева и плеска волн, ничего не было слышно. Казалось, все благоприятствует задуманному.

Бугэй двинулся дальше. Одна из тех кур, что осталась жива, едва его не разоблачила, подняв отчаянный крик. Наверное, она решила, что целью дневной потасовки было изловить всех кур. И очень гордилась тем, что осталась цела.

– Тише!… Тише!… – зашипел на нее Бугэй. – Это я!

Курица внезапно успокоилась, словно действительно признала его. Взлетела на ящики и, устроившись там, с большим подозрением поглядывала на Бугэй. Затем она закрыла оранжевые глаза кожистой пленкой и уснула.

Только-то и дел, подумал осмелевший Бугэй, подтаскивая ногу, на пять кокой – отколупнуть дощечку, вытащить мешок и отнести его на кухню. Драгоценности брать не буду, хватит и денег. Волочь тяжело. Но потом передумал и решил, что сходит еще два раза. Его глодала мечта о харчевне в порту Хаката и о тихой спокойной жизни.

Пространство между камбузом и ящиками с медными гвоздями, освещенное луной, пришлось преодолевать ползком. Он проделал это очень медленно, замирая при каждом подозрительном звуке и поглядывая на силуэт Акинобу. Для воплощения задуманного он намазал лицо и руки сажей и не боялся, что лунный свет выдаст его.

Наконец, оказавшись в тени надстройки, ткнулся лбом в дверь капитанской каюты, и тут его ждал сюрприз. Кто-то крепко схватил его за шиворот – Бугэй от ужаса даже присел – и прошептал демонским голосом:

– Куда-а-а? Куда-а-а ползем? А?! Я за тобой давно слежу!

Повар Бугэй обмер – на него смотрел тот генерал, которого вроде бы убил хвастливый Язаки. Два рога и наплечники, отливающие синевой в лунном свете, не оставляли Бугэй никакой надежды остаться в живых. Он слышал, что хирака и ганива приходят лунными ночами и что они являются проводниками людей на тот свет. В душе он считал себя буси и с гордостью готовился к смерти. Только не думал, что это произойдет так быстро.

От страха Бугэй стал подвывать.

– Тихо, дурак! – твердо произнес генерал и ладонью закрыл ему рот. – Акинобу услышит.

Оба посмотрели на мостик: Акинобу не было видно, похоже, он находился за парусом. Откуда он знает Акинобу? – с ужасом подумал Бугэй, и почему он вообще умеет разговаривать? Хирака молчаливы, что твои скалы.

– Куда ползем? – снова спросил генерал.

Его голос глухо доносился из-под маски.

– Туда, – кивнул Бугэй на каюту и снова перешел на звериное подвывание.

– Зачем? – дернул за больную руку генерал.

– За деньгами, – клацая зубами, сообщил Бугэй и подумал, что может откупиться. Ведь если кантё погиб, то деньги никому не принадлежат.

– Хорошо, значит, поделишься.

Бугэй перестал подвывать и понял, что проговорился. Это был явно не генерал, а кто-то очень и очень знакомый. Бугэй испугался своей догадки.

– Это ты, Язаки? – спросил он, на всякий случай пробуя отползти в сторону.

– Я, – Язаки отстегнул маску, а затем сняв шлем, осторожно положил его на ящик с медными гвоздями.

– Ну ты и га-а-а-д… – обиделся Бугэй. – Я едва не обделался.

– А-а-а… – назидательно протянул Язаки. – Не надо хитрить. Мы таких хитрецов знаешь, где видали?

– А сам? – язвительно осведомился Бугэй. – Сам что здесь делаешь?

– Тебя жду, – Язаки был невозмутим, как базарный меняла.

– Меня?! – вспылил Бугэй от такой наглости и перешел на крик.

Акинобу возник на мостике и долго вглядывался в темноту. Но так ничего и не увидел, решив, что это то ли матросы по пьянке дерутся, то ли раненые хирака прячутся в трюме. Завтра отловим, подумал он. Завтра.

– Пошли, – хмыкнул Язаки, открывая дверь в капитанскую каюту. – Все пополам!

– Еще чего! – возразил Бугэй. – Не буду я делиться с тобой! Все мое!

Ему действительно не хотелось ни с кем делиться. Перед глазами все еще стояла харчевня в порту Хаката и он – Бугэй, с важностью принимающий гостей. Ради этого он готов был убить кого угодно.

– Ладно, – как-то подозрительно быстро согласился Язаки. – Мне-то что? Я тебе хотел помочь, а ты не соглашаешься.

– Ну? – недоверчиво прогудел Бугэй, окончательно приходя в себя. – В чем мое согласие?

– Мы сражались? – спросил Язаки.

Бугэй не узнавал такого Язаки. С каких это пор толстяк научился рассуждать? Обычно Язаки больше ел, чем думал. Белки его глаз светились, как у волшебной собаки – тэнгу.

– Сражались, – кивнул Бугэй, полагая, что дальше этого логического вывода он ни за что не двинется.

– Стало быть, деньги принадлежат всем! – выдал Язаки.

Впервые Бугэй пожалел, что не носил оружия. Убить бы этого поганца и бросить в море. А утром сказать, что Язаки напился и выпал за борт – тем более, что с правой части носа ограждение отсутствует напрочь.

– Ты хочешь моей смерти? – осведомился Бугэй, закрывая поплотнее дверь в каюту.

Они находились в первой комнате, где у кантё был кабинет, где он делал расчеты по карте и любил предавался размышлениям с кувшином сакэ. В темноте Бугэй безуспешно поискал глазами что-нибудь такое, чем можно было двинуть Язаки по голове и забыть о его существовании.

– Что ты?! Что ты? Нет, конечно. Просто с друзьями положено делиться, – высказал истину Язаки. – Иначе я позову Акинобу и представлю все дело так, что поймал тебя за воровством.

Как назло Акинобу прошелся поперек мостика, и они долго вслушались в его шаги – не несет ли это какой опасности?

– Ладно, – горячо зашептал Бугэй. – Треть драгоценностей твоя.

– Нет! – уперся Язаки, делая вид, что готов шагнуть за порог и поднять тревогу. – Все пополам!

– Ти… – поморщился Бугэй, подумав, что у него еще будет время расправиться с Язаки.

– Ну вот и молодец! – похвалил его Язаки, решив, что уговорил друга. – Показывай!

Бугэй со злостью толкнул дверь непосредственно в каюту, и они нос к носу столкнулись с кантё Гампэй. У Бугэй подкосились ноги. Он сразу узнал хозяина, чье красное шарообразное лицо и особенно сверкающие глаза источали огненный свет, хотя в каюте было темно и только робкий луч луны падал в окно. Бугэй охватил ужас, он потерял способность двигаться и мыслить, потому что, как и все, свыкся с фактом гибели капитана.

Язаки хотел было закричать, но язык присох к нёбу, и момент был упущен. А когда заметил в руках кантё кривой индийский нож, у него вообще пропало всякое желание шевелиться. Его прошиб холодный пот. Рот открылся, и Язаки превратился в истукана.

– Рот закрой, – сказал Гампэй.

– Чего?… – моргнул Язаки.