Книга Ночи нет конца - Алистер Маклин

Ничто так не изнуряет человека, как озноб, да еще течение целой ночи. Это как заколдованный круг. Чем больше человек дрожит, тем большую испытывает усталость; чем больше устает, тем меньше становится его сопротивляемость холоду. Его знобит еще сильнее. Я только сейчас понял, что Мария Легард очень пожилая женщина.

— Доброе утро! — улыбнулся я в ответ. — Как провели первую ночь в своем новом жилище?

— Первую ночь! — Хотя актриса и не вылезала из спальника, я догадался, что она сцепила пальцы и втянула голову в плечи. — Дай-то Бог, чтобы это была последняя ночь. У вас очень холодное заведение, доктор Мейсон.

— Прошу прощения. В следующий раз мы организуем дежурство и станем топить печь всю ночь. — Показав на воду, образовавшуюся на полу, я добавил:

— Помещение уже нагревается. Выпьете кофе — вам сразу станет лучше.

— Какое там лучше! — энергично запротестовала Мария, однако в глазах ее вновь появился блеск. Повернувшись к молоденькой немке, лежавшей на соседней койке, она спросила:

— А вы как себя нынче чувствуете, моя милая?

— Лучше. Спасибо, мисс Легард. — Девушка была до нелепости благодарна за то, что кто-то поинтересовался ее самочувствием. — Меня ничего не беспокоит.

— Это еще ничего не значит, — жизнерадостно заверила ее старая актриса.

— Меня, кстати, тоже. Но это же оттого что мы обе с вами закоченели… А вы как пережили эту ночь, миссис Дансби-Грегг?

— Вот именно, пережила, — слабо улыбнулась леди. — Как заметил вчера вечером доктор Мейсон, здесь не отель «Ритц»… А кофе пахнет восхитительно.

Принесите мне чашку кофе, Флеминг, прошу вас.

Взяв одну чашек, налитых Джекстроу, я отнес ее молоденькой немке, пытавшейся здоровой рукой расстегнуть «молнию» на спальнике. И хоть видел, что она испытывает страшную неловкость, все-таки решил поставить светскую львицу на место, пока она не распустилась окончательно.

— Оставайтесь на месте, милая, и выпейте вот это. — После некоторого колебания она взяла чашку, и я отвернулся. — Вы, очевидно, забыли, миссис Дансби-Грегг, что у Елены сломана ключица?

Судя по выражению ее лица, она ничего не забыла. Однако мигом сообразила, что если светские хроникеры узнают о ее поведении, то смешают потом ее имя с грязью. В том кругу, где она вращалась, правило заключалось в том, чтобы соблюдать внешние приличия, даже если это и бессмысленно. Вполне допускалось сунуть ближнему нож под ребра, лишь бы благопристойно улыбнуться при этом.

— Прошу прощения, — любезно проговорила она. — Ну, конечно, я совсем упустила это из виду. — Взгляд ее глаз стал холодным и жестким, и я понял, что приобрел врага. Это меня не смутило, но вызвало досаду. Предстоит обсудить столько важных проблем, а мы занимаемся пустяками. Однако полминуты спустя все, включая и миссис Дансби-Грегг, забыли о случившемся.

Я протягивал мисс Легард чашку кофе, когда раздался крик. Он был, наверное, не слишком и громок, но в тесном помещении прозвучал пронзительно и жутко. Мария Легард от неожиданности вздрогнула, и содержимое ее чашки, горячее как огонь, ошпарило мне руку.

Боли я почти не почувствовал. Кричала стюардесса Маргарита Росс.

Наполовину выбравшись из спального мешка, она стояла на коленях, растопырив пальцы вытянутой перед собой руки. Вторую руку она прижимала ко рту, впившись взглядом в распростертую рядом с нею фигуру. Я оттолкнул девушку в сторону и сам опустился на колени.

В такую лютую стужу трудно определить точно, но я был убежден, что молодой пилот мертв уже несколько часов. Я долго стоял на коленях, не спуская с него глаз, а когда наконец встал, то почувствовал себя вконец разбитым стариком. Я ощутил в груди холод. Почти такой же, какой сковал лежащего передо мною пилота. Все успели проснуться и смотрели на меня во все глаза, В них отражался суеверный страх. Молчание нарушил Джонни Зейгеро.

— Он мертв, доктор Мейсон, да? — произнес он хрипловатым голосом. — Эта черепно-мозговая травма… — Не закончив фразы, боксер умолк.

— Кровоизлияние в мозг, насколько могу судить, — спокойно ответил я.

Я солгал. У меня не было и тени сомнения относительно причин смерти пилота. Произошло убийство. Убийца действовал беспощадно и хладнокровно: пока тяжелораненый лежал без чувств, беспомощный, как младенец, негодяй без труда задушил его.

Мы решили похоронить пилота не далее чем в пятидесяти ярдах от места его гибели. Извлечь окоченевшее тело через люк оказалось чрезвычайно сложным делом, однако мы справились с этой жуткой задачей и положили его на наст, пока при свете фонаря выпиливали неглубокую могилу. Копать глубже было невозможно. Ударяясь о поверхность льда, твердую, словно железо, лопаты тупились. Даже на глубине восемнадцати дюймов поверхность ледника, состоящая из утрамбованного снега и льда, с трудом поддавалась специально сконструированным пилам для резки снега. Однако большей глубины и не требовалось. Уже спустя несколько часов снег, подхваченный поземкой, заметет, накроет словно саваном могилу, и мы никогда не сможем отыскать ее вновь. Преподобный Джозеф Смоллвуд отслужил что-то вроде панихиды, однако зубы его так громко стучали от холода, а голос звучал так тихо и неразборчиво, что я почти ничего не расслышал. Я понадеялся в душе, что Провидение простит преподобного за спешку: судя по всему, на таком холоде Смоллвуду еще никогда не доводилось читать отходную молитву.

Вернувшись в помещение станции, мы позавтракали без всякого аппетита и почти в полном молчании. Несмотря на повысившуюся температуру, потолком, с которого капала вода, словно полог, повисли тоска и уныние. Почти не разговаривали, ели мало. Маргарита Росс и куска не проглотила. Потом поставила на стол чашку, почти не притронувшись к кофе.

«Перебарщиваешь, голубушка, — мысленно произнес я. — Чересчур уж у тебя убитый вид. Не перестарайся, не то и остальные заметят, что дело нечисто. А ведь до сих пор они ничего и не подозревали, душегубка ты окаянная».

У меня самого в отношении стюардессы подозрений не было. Одна лишь уверенность. Я ничуть не сомневался, что именно эта девица задушила подушкой молодого пилота. Правда, строения она хрупкого, но ведь тут особой силы и не требовалось. Поскольку раненый был привязан к носилкам, он не смог бы даже ударить каблуками по полу перед тем, как умереть. При мысли об этом дрожь пробежала у меня по телу.

Она убила парня, она же сломала рацию и усыпила пассажиров. Убила, очевидно, для того, чтобы он не заговорил. О чем именно, я не имел ни малейшего представления, как и о том, зачем понадобилось преступнице калечить передатчик. Ясно было одно: она не хотела, чтобы мы связались с внешним миром и сообщили о катастрофе. Но разве она не понимает, что без радиосвязи у нас нет надежды и спасение? Но ей могло прийти в голову, что у нас есть быстроходные трактора, на которых мы сможем ЗА пару дней доставить их к побережью. Стюардесса могла не знать, где она находится в действительности. Неужели она в самом деле решила, что очутилась в Исландии?