Книга В поисках наслаждения - Элизабет Эссекс

— А пока моли Бога, чтобы хлынул дождь.

— Думаешь, завывающий ветер с пролива заставит шевелиться ее волосы?

— Я смогу «уехать», мы спокойно приступим к делу, и ни одна живая душа не узнает.

— Даже твоя маленькая женушка?

— Даже Лиззи.

— Какой же ты бессердечный ублюдок, капитан. Неудивительно, что я люблю тебя, — кивнул Макалден удовлетворенно. — Только трудности могут заставить тебя придерживаться плана.

Глава 5

Ее изо всех сил поливал дождь. Она промокла, как амбарная мышь, только была гораздо грязнее. Подол ее платья с прилипшими кусочками сырого мха был вымазан лиственным перегноем. И все это из-за ее подозрительности. Чувства тревоги.

Инстинкт и задетое самолюбие толкнули ее последовать за Джейми по тропинке. Ее нельзя отшвырнуть в сторону, как надоевшую игрушку. И никогда нельзя было.

Что-то еще — почти звериный инстинкт самосохранения — заставило ее остаться, скрываясь в кустарнике, чтобы не попасться на глаза. К несчастью, далекие раскаты грома и завывание ветра с пролива заглушали большую часть их слов. Проклятый дождь.

Одно было ясно. Они говорили не о лошадях. И двинулись не в сторону конюшни.

А на восток, к дороге. Ничто в их поведении, жестах или тоне не указывало, что разговаривал хозяин со слугой. Беседовали равные.

Ужасно любопытно. И чертовски подозрительно.

Землекоп. Какая чушь.

Черт подери. Почему она всегда ждет от людей худшего? Даже ребенком и то отличалась подозрительностью. И любопытством, и колкостью языка, и настырностью. Но главное, подозрительностью.

Вдвойне было неприятно то, что она относилась с недоверием к Джейми. Но чутье ее никогда не подводило. Она за версту чуяла корыстолюбцев вроде его кузена Роксхема. Но только не Джейми. Единственный человек, кому она когда-либо доверяла, был Джейми. Вероятно, это было основной причиной, почему вышла за него замуж. Это и еще его восхитительно голодная, понимающая улыбка. Все же чувство облегчения, какое она испытала, приехав в этот дом, испарилось, оставив липкое ощущение беспокойства и досады.

Поблагодарив провидение, что надела сапоги, Лиззи подняла промокший подол платья и направилась через кустарник к вершине утеса, подогревая в себе с каждым шагом по скользкой грязи отвратительную смесь подозрительности и разочарования.

Какого черта, спрашивается, Джейми задумал что-то скрывать от нее?

В том человеке, землекопе, было что-то неуловимо знакомое, но она никак не могла его вспомнить. Дартмут хотя и был шумным портом, оставался маленьким провинциальным городком. Прожив в нем всю жизнь, Лиззи думала, что знает всех, начиная от мальчишки-булочника и кончая графской горничной. Этот человек был чужой. С загрубелым, загоревшим лицом он имел вид моряка. Возможно, и был одним из странствующих матросов, которые частенько появлялись в портовой части Дартмута. Но такие люди, как правило, не ищут работу и не нанимаются приводить в порядок усадьбы.

Лишь две вещи могли объяснить их фамильярность. Первое: Джейми знал его по флоту. Привезти домой одного из своих менее удачливых или менее способных товарищей, уволенных из флота, чтобы дать какую-то приемлемую работу, вполне отвечало характеру Джейми. Преданным, и сентиментальным, и очень благородным был ее Джейми.

Второе объяснение представлялось более вероятным, особенно с учетом их удаленного местоположения на южном побережье. Человек был контрабандистом, одним из звеньев невидимой сети вольных торговцев, охватывающей все слои общества от низшего до высшего. Каждый, кто имел дела с вольными торговцами, подвергался огромному риску. Джейми был бы дурак, полный, доверчивый дурак, если бы ввязался в это дело.

Но Джейми был не дурак. Если она что и знала о нем, каким он стал за последние десять лет, так именно это. Открытый и честный — да. Но не легковерный. О нет. Только не с такими глазами, от которых не скрыться и которые все видят. Он знает, что делает. Но что, спрашивается, затеял? И почему, почему лжет ей?

Как мог он, капитан Королевского военно-морского флота, оказаться втянутым в столь грязный бизнес, как контрабанда? Эта мысль перечеркивала все, что она знала о нем, о том честном и смелом мальчике, которого помнила, о том мужчине, который вел себя так благородно. Это вызывало у нее страх.

Что, если отец был прав? Что знала она на самом деле о капитане Марлоу? Он вскружил ей голову речами о домах и усадьбах, о личном благосостоянии и убедил горячностью сврих поцелуев. Он сказал ей то, что она хотела услышать. Глупая, глупая девчонка, промокшая и продрогшая до костей.

Рванув через кустарник, она окончательно промокла и теперь дрожала от холода. Крупные капли дождя пропитали насквозь ее полотняную кофточку и холодными змейками сползали вниз по спине, когда она вышла на окраину лужайки.

— Лиззи? Лиззи!

Голос Джейми заставил ее повернуться. Он двигался через сад со стороны дома легким бегом и смеялся, подставив лицо дождю.

— Что, спрашивается, ты делаешь на улице? Иди сейчас же в дом.

— Кажется, мокну под дождем.

Она сказала себе, что не рада ему, хотя ощутила сладкий трепет в животе при виде этой его улыбки. И заставила себя вернуться к холодному чувству беспокойства и неудовлетворенности, заползавшему ей под кожу.

— Кто был этот человек?

— Слуга.

Она не знала, чего ожидала, но точно не этого. Это как-то не соответствовало его характеру.

— Слуга? А что случилось с заявлением «слуги тоже люди»? Нет, как это ты говорил? «Слуги тоже люди и личности и существуют не только для того, чтобы удовлетворять чьи-то экстравагантные запросы».

— Я так говорил?

— Да. Не раз. И получал большое удовольствие, читая мне нотации.

Лиззи отвернулась, чтобы сформулировать следующий вопрос.

Но у него были иные планы.

— Есть другие вещи, которыми я бы сейчас с радостью занялся. Ты насквозь промокла. — Подойдя ближе, он смахнул с кончика ее носа каплю дождя и, сорвав с себя сюртук, накинул ей на плечи. — Послушай. Ничего хорошего не будет, если ты подхватишь лихорадку. А вместо нотаций я лучше доставлю тебе удовольствие.

Когда его большие умелые руки опустились ей на плечи, заставив замереть перед ним в неподвижности, она рефлекторно сжала лацканы, чтобы плотнее укутаться в сюртук. И почувствовала, как снова тает. Его сюртук хранил тепло его тела и запах мужчины, с примесью каких-то пряностей. Лавровишневой воды, как он сказал. Исходившее от его глаз тепло окружило ее уютом и покоем не хуже одеяла. Когда он смотрел на нее так, она могла весь день провести в плену его обаяния, забыв о его подозрительном поведении. Вся ее твердая решимость допросить его начинала таять, как ириска на солнце.

Оставшись в одной рубашке, теперь он мок и мерз под дождем. Дождь затекал ему за ворот и тонкими струйками стекал по спине. Ее взгляд упал на его рукава, где пропитанная водой тонкая ткань, став прозрачной, липла к коже. Сквозь нее четко вырисовывались контуры плеч и мускулатура рук, таких мужских и поразительно рельефных.