Книга Не жди, не кайся, не прощай - Сергей Зверев

– Вы что, оглохли? – надрывался Рогач. – Уберите этого жмура!

«Раз, – считал про себя Константин. – Два…»

Время словно застыло.

Наконец на зов Рогача явился прапорщик, отрастивший зачем-то лермонтовские усики, хотя, ясное дело, стихов он не сочинял и не любил. Вопреки уставу караульной службы, в камеру он сунулся без сопровождающего, оружие на изготовку не взял, Рогачу отойти к дальней стене не приказал. Никудышный оказался прапорщик, несмотря на бравый вид. Да и взгляд у него был мутный, как та самогонка, которой он угостился на боевом посту. Стоило ему наклониться над Константином, как тот схватил прапорщика за ворот и притянул к себе.

– Ну, ты, – опешил тот, не в состоянии распрямиться.

Тут Рогач ухнул, оттолкнулся от пола обеими ногами, высоко подпрыгнул и приземлился на хребет прапорщика. Стоя на согнутой спине, он ударил парнишку каблуком в основание черепа, после чего проворно спрыгнул, предоставив действовать сообщнику.

Продолжая удерживать прапорщика, Константин резко дернул его на себя и приподнялся, выставив голову. Врезавшись носом в его лоб, прапорщик даже не пикнул, потому что успел потерять сознание. Константин швырнул его через себя, как тряпичную куклу. Все так же безропотно прапорщик пролетел полтора метра по воздуху и остался лежать на полу, не обращая внимания на то, что его усики постепенно намокали от крови.

Тем временем Рогач метнулся к открытой двери и прислушался. В конце коридора играла музыка, задорные женские голоса пели: «Попросила я молодца, ца-ца-ца, не ходи ко мне без конца, ца-ца-ца».

– Пушку бери, – поторопил Константина Рогач. – И обойму не забудь.

Сам он закрыл дверь, приблизился к окну, выставил решетку и осторожно опустил ее вниз.

– «Попка» на вышке придремал в холодке, – доложил Рогач шепотом. – Ствол за пояс и за мной. Рубахой руки не забудь обмотать. И не дрейфь, фраерок, прорвемся.

С этими словами он разодрал свою майку надвое, наскоро перебинтовал ладони кусками материи, подтянулся и исчез в незастекленном оконном проеме.

Высунувшись наружу, Константин увидел зеленый дощатый забор с пущенной поверху колючей проволокой. Рогач, прыгнувший со второго этажа прямо на нее, копошился там, издавая приглушенное кряхтение. Но ни одного стона Константин от него не услышал и решил, что вытерпит боль тоже. По счастью, охранники не додумались навесить на колючку пустые консервные банки, как это делали фашисты в концлагерях. Иначе шум давно разбудил бы часового, нахохлившегося под навесом вышки.

Как только Рогач перевалился через забор, Константин сцепил зубы и прыгнул следом за ним. Проволока самортизировала и закачалась под его тяжестью, словно гигантская паутина, принявшая очередную жертву. Чувствуя, как ржавое железо раздирает кожу, Константин кое-как продрался через преграду и секунду спустя уже летел к земле по ту сторону забора. Зацепившись штанами за колючки, он приземлился вниз головой, едва не свернув шею.

– Это были цветочки, – успокоил его распластавшийся на взрыхленной граблями земле Рогач. – Впереди ягодки. Вынимай ствол.

– Почему не ты? – спросил Константин, доставая пистолет из-за пояса.

– Потому что ты стреляешь лучше. Спецназ как-никак… Или пургу гнал?

– Почему пургу? Я и правда служил в армейском спецназе. Это покруче десанта будет.

– Тогда давай десантироваться подальше отсюда. Иначе положат – пикнуть не успеем.

Одновременно вскочив на ноги, они метнулись через отлично просматривающуюся и простреливающуюся полосу между двумя заборами. Шириной она была метров двенадцать, и по ней, насколько помнил Константин, вечно шныряли черномордые немецкие овчарки, натасканные на людей. Сейчас их видно не было. «Везуха», – решил Константин. И ошибся.

Стоило беглецам сделать несколько шагов по открытому пространству, как откуда ни возьмись наперерез им кинулся четвероногий враг, хрипящий от переполняющей его злобы. До него было около ста метров. Когда беглецы достигли противоположного забора, это расстояние сократилось втрое. Овчарка молча мчалась на них, в этот момент ничем не отличаясь от волка. Серая, лобастая, остроухая, она распласталась над землей, развив такую скорость, что тень едва поспевала за ней.

– Стреляй, – рявкнул Рогач.

– Полезай первым, я задержу, – выдохнул Константин, припадая на колено и держа пистолет в руке. – Давай!

Не теряя время на слова благодарности, Рогач проворно наступил Рощину на плечо, с силой оттолкнулся и прыгнул вверх. Константин успел заметить, что напарник схватился обеими руками за деревянные зубцы, и потерял его из виду. Все его внимание сосредоточилось на стремительно приближающейся опасности.

Свирепый дымчатый пес летел на него, почти не касаясь лапами земли. Позади него мелькали другие овчарки, спешащие впиться зубами в податливую плоть. Их натаскали так, что в определенных ситуациях они могли рвать арестантов в клочья. И собакам не терпелось проделать это в очередной раз. Они были настолько уверены в себе, что даже лай не подняли, чтобы разбудить своих хозяев. Им не требовалась команда «фас». Они и без того знали, как поступать с теми, кто пробрался на запретную полосу.

«Спокойно, – сказал себе Константин, – не психуй. Люди, с которыми ты имел дело, куда опаснее собак».

Поймав первую овчарку на мушку, он нажал на спусковой крючок. На открытом воздухе выстрел прозвучал не громче хлопка в ладоши. Пронзительно скуля, овчарка волчком закружилась на месте. Не обращая на нее внимания, Константин прошил пулей угольно-черного кобеля, взвившегося в воздух в отчаянном прыжке. Приземлился тот уже мертвым, а остальные овчарки притормозили, поднимая тучи пыли передними лапами. Захлебываясь лаем, они прижимали уши и скалили зубы издали, не решаясь приблизиться к Константину.

– Хватайся! – просипел свесившийся с забора Рогач.

Его протянутая вниз пятерня блестела от крови, сочившейся из многочисленных порезов и уколов. Рогач размотал обрывок майки, чтобы превратить ее в спасительную соломинку, за которую предлагал схватиться Константину. Не бросил товарища в беде. В подобное верилось с трудом, но это было так.

– Хватайся, черт! – повторил Рогач, рука которого дрожала от напряжения.

Все-таки не цирковой акробат, не мартышка. Висеть на заборе вниз головой было для него непростой задачей.

Прежде чем вцепиться в грязный жгут, Константин бросил взор на вышку, где что-то вопил разбуженный выстрелами и лаем часовой. Сирену он пока не включил, но уже стаскивал с плеча автомат.

Овчарки, словно чувствуя поддержку, подбирались все ближе, подбадривая друг друга бешеным рычанием и лаем. Их мокрые от слюны клыки были уже в каких-нибудь полутора метрах от Константина. Четыре… пять… шесть оскаленных пастей. Стрелять было бесполезно. Завалишь одного волкодава – остальные навалятся гурьбой, и полетят клочки по закоулочкам. Кровавые.

Не сводя глаз с беснующейся своры, Константин пошарил свободной рукой в воздухе, нащупал жгут и обмотал его вокруг кисти.