Книга Скажи, что простишь - Маргарита Дюжева

заниматься.

Просто Геракл бизнеса, столп предпринимательства, оплот офисного государства.

Махнув рукой, скрываюсь так же тихо, как и появилась. Ползу в пекарню, покупаю одно пирожное, вместо планируемых пяти, и ползу домой.

А там…

Там меня поджидает кое-кто крайне наглый. Стоит возле моей двери, подпирая спиной стену, и смотрит так, что душа в пятки уходит.

Ну и я, будучи принцессой до мозга костей, встречаю его ласковым:

— Чего приперся?

***

Егор хмыкает и небрежно сообщает:

— Да вот, решил в гости к бывшей жене заскочить. С прошедшим новым годом лично поздравить.

— Ух ты, — закатываю рукав куртки, чтобы добраться до смарт-часов, — какое у нас сегодня число? Пятое? Даже недели не прошло.

Прохожу мимо него, специально задев плечом, и отпираю дверь, с третьего раза попав в замочную скважину.

Стоило только увидеть бывшего мужа и сразу все затряслось. Руки, ноги и все остальные части тела, растущие между ними.

Ну почему, как только я себе обещаю, что больше никакого Малова на моей орбите не будет, он снова врывается на нее пылающим метеором? Специально что ли? Чувствует, что ведутся активные работы по забыванию бывших неверных мужей, и тут же бежит подливать масла в огонь?

Мерзавец! Приперся! Вырвался из бабского плена и притащился ко мне! Будто его кто-то приглашал. Или кто-то ждал! Ха! Как бы не так!

Как только наглости хватило…

— Эй!

С наглостью у него всегда был полный порядок, поэтому, когда я пытаюсь закрыть дверь, мужская нога легко встаёт в прихлоп, а ладонь упирается на уровне моих глаз. И сколько бы я ни пыжилась, оттолкнуть его не удается. Кабан здоровенный.

— Где твое гостеприимство, Леночка?

— Тебе рифмой ответить или как?

Криво усмехнувшись, он без особых усилий открывает дверь обратно.

— Егор!

— Да-да, я тебя внимательно слушаю, — пока я пыхчу и возмущаюсь, он уже стаскивает кроссовки, наступая на задники, — что у тебя тут?

Выдергивает из рук несчастный пакет, в котором сиротливо болтается коробочка с пирожным:

— О, сладенькое! — довольно кивает и уходит на кухню.

Сожрет ведь! Мою единственную пироженку! Сто пудов сожрет!

Торопливо разуваюсь, путаюсь в ботинках и, пинком отшвырнув их в сторону, бегу за мужем.

— Малов! Не смей тянуть лапы к моему…Егор!

— Ммм, — глаза честные, щеки набиты.

— Ты его слопал!

Проглатывает.

У меня слов нет, только и могу, что сыпать междометьями и издавать странные звуки, нечто среднее между «ыыафф» и «угауга».

— Вкусное, — бывший муж показывает мне два пальца, — мне зашло.

Рука сама тянется к сковородке, так удачно стоящей на столе. Я его сейчас прибью. С особой жестокостью. Ладно бабы, ладно развелись из-за него, но пироженка… Пироженка – это святое.

Егор правильно считывает мой порыв и первым хватает сковородку:

— Но-но!

— Я тебе сейчас покажу но-но, — глухо произношу и подтягиваю рукава, — ты это но-но еще долго вспоминать будешь.

— Пфф, подумаешь кусок шоколадного теста, — Малов пренебрежительно поднимает плечи, не понимая, насколько он сейчас близок к погибели. На каком остром краю балансирует, и какая жуткая участь его ожидает, если немедленно не заткнется, — жалко, что ли?

— Для тебя? Жалко!

Я пытаюсь отобрать у него сковороду. Не выходит ни-чер-та. Малов выше и сильнее, а я как собачонка вокруг него прыгаю и надсадно тявкаю.

— Приперся!

— Уймись

— Пирожное сожрал!

— Хватит!

— Я, между прочим, только ради него сегодня из дома вышла. Специально до торгового центра моталась, а ты взял и спорол его!

— И ты как истинная хозяйка должна пожелать приятного аппетита.

— Изжоги тебе, Малов, а не приятного аппетита. Одни проблемы от тебя. Всегда одни только проблемы! Ненавижу!

Несчастная сковородка с легкой подачи бывшего мужа отправляется на крышу холодильника.

— Тебя это не спасет, — кровожадно обещаю я и рывком выдвигаю ящик, в котором хранится главное женское оружие. Скалка!

Но вооружиться не успеваю.

— Э, нет, — Егор налетает сзади и сминает в охапку, не позволяя даже руки поднять, — никаких скалок.

Пытаюсь укусить его – не могу дотянуться. Пытаюсь пнуть, но не хватает координации – пятка тыкается в воздух.

— Бесишь! Отпусти!

— Еще чего, — волоком тащит меня из кухни и нагло поясняет, — тут слишком много оружия!

— Да я тебя голыми руками задушу! Предатель! — не хочу, но срываюсь, не могу удержать свои обиды под контролем. Не хочу. Устала. — Блядун несчастный!

Рычит.

— Лапы от меня убери после своих шмар вонючих!

Ноль реакции. Тащит дальше в комнату, а у меня истерика на подходе. Я реально уже готова визжать, орать, выть и кататься по полу. На фиг он пришел? Зачем? Добить меня? Поиздеваться?

Стоит ему только ослабить хватку, как я разворачиваюсь и со всей дури толкаю его в грудь:

— Проваливай из моего дома! Катись туда, где все это время терся.

— И где я, по-твоему, терся?!

— Думаешь, мне не доложили, как весело ты проводишь время. Дед Мороз херов!

— А ты у нас, значит, вся такая святая? — срывается в ответ, — просто девочка-ромашка. Пенелопа, мать ее, жена Одиссея. Как твой смельчак, кстати, поживает? Уже все, бойкот окончен? Простила? Оправдание нашла?

Не могу понять, о чем он бредит, поэтому снова отталкиваю:

— Уходи Малов. Видеть тебя не могу!

— Ничего, потерпишь. Я только пришел. — Смотрит на меня, стиснув зубы так сильно, что на щеках появляются белые пятна. Злой, как черт. Кипит.

Я