Книга Тайны сибирских шаманов. Из истории шаманизма Югорского края - Геннадий Николаевич Тимофеев

шаманских камланиях в мансийских паулах реки Тапсуй, в Няксимволе, Верхне-Нильдино, Хулимсунте и других селениях Березовского района. Но всякий раз, когда речь заходит о шаманах и камланиях, со священным трепетом вспоминаю Инмара с берегов Тапсуя, поразившего меня на всю жизнь неистовством духа и магической силой.

Деревушка Усть-Тапсуй насчитывала не более двух десятков домов. Шел период коллективизации на Обском Севере. С ее начала усилился приток русского населения в национальные поселки. Началось строительство школ, изб-читален, магазинов, медпунктов. Однако местное население настороженно относилось к цивилизующим процессам, видя в них больше вреда для себя, чем пользы, и переселялось в верховья притоков Тапсуя — Ворьи, Вольи, уходя в глубокие урманы приуральской тайги.

После расселения вдалеке друг от друга в родах Анемгуровых, Тасмановых и Пеликсиных появились свои шаманы. Но главным оставался Инмар, живший в самом отдаленном селении Тимка-Пауль. Никто из соседей не помнил, когда там поселились его родители. Сам Инмар помнил только то, что ему рассказывал дед о своих предках, которые пришли сюда из-за Урала. Имя ему было дано в честь кумирного первобога, почитаемого вотяками. Отец, дед и прадед Инмара были шаманами.

Жил Инмар в далеком селении, куда редко заглядывали посторонние. Редко выезжал (и то только по крайней нужде) для помощи больным или на камлания в другие паулы. Был он беден, правдив и честен. Постоянный спутник и помощник известного исследователя Обского Севера В. Н. Чернецова манси из деревушки Яны-Паул Кирилл Самбиндалов рассказывал:

— Однажды Инмар ловил карасей недалеко от Тапсуя, у его шалаша остановился на ночлег Валерий Николаевич. Встреча была короткой, но искренние дружеские отношения между ними сохранились на многие годы. Вечером Инмар предложил сварить уху из карасей. Чернецов принес из своей лодки алюминиевую сковородку и, в свою очередь, предложил Инмару изжарить карасей на масле. Инмар охотно согласился. Когда Инмар проводил Чернецова, то спустя несколько часов обнаружил забытую хозяином сковородку. Он прикинул расстояние, которое мог проплыть за это время его новый знакомый, быстро спустился к реке, сел в свою лодку (калданку) и пустился вдогонку. И в знак благодарности ученый подарил Инмару эту сковородку. Инмар был крайне растроган и польщен.

Инмар любил одиночество. Оно давало ему возможность всецело уходить в глубокие раздумья. Часами он мог сидеть у костра или в юрте, смотреть в одну точку, держа в руке погасшую трубку. О чем думал старый шаман? Трудно сказать. Одно было ясно Инмару: разум человеку дан для осознания не столько его силы, сколько бессилия в разгадке тайн мира.

Жил он один. В избе, кроме маленького столика па коротких ножках, скамейки, нескольких оленьих шкур и малицы, которые служили ему постелью, ничего не было. Шаманский бубен он хранил в амбарчике, который стоял недалеко от дома на четырех высоких сваях. Что еще хранил шаман в этой избушке на курьих ножках, никто не знал, да в те годы и не было людского любопытства к вещам в чужих домах и амбарах, двери которых не имели замков, а подпирались в отсутствие хозяина толстой палкой.

Как-то осенью я зашел к старому Инмару. В его пауле были приезжие мужчины и женщины из соседней деревни Нерохи. На нарах лежала женщина, прикрытая малицей, и тихо стонала. У чувала стоял шаманский бубен. Инмар сидел на полу, подогнув под себя ноги, курил одну трубку за другой. Увидев меня, он кивнул головой и жестом пригласил сесть рядом. Затем вновь уперся взглядом в горящий огонь, погрузившись в состояние полной отрешенности. В пауле стало совсем тихо. Слышен был только треск отлетающих искр в чувале и тихий жалобный стон больной женщины. В доме воцарилась необъяснимая тревога, какая-то неведомая сила клонила головы людей на грудь, охватывала разум и душу мистическим страхом. Это был тот самый самогипноз, который охватывает перед камланием тех, кто ожидает помощи от сил, которых никогда не видел, но неизменно верит в их могущество.

Инмар встал на колени, высоко поднял над головой бубен, с большой силой ударил колотушкой по натянувшейся от нагрева коже бубна. И оглушительный гром, казалось, покачнул избу, и она поплыла в непостижимое разумом пространство.

Сквозь звуки бубна был слышен сильный голос шамана. В монотонном пении нельзя было понять слов, которые он посылал вслед за ударами бубна. Его плечи судорожно вздрагивали, он подпрыгивал то на одной, то на другой ноге. Удары бубна становились все чаще, движения тела полностью совпадали с ритмом ударов.

— Пася, олэн! — Сквозь грохот бубна и звона его подвесок Инмар послал приветствие кому-то в перерыве своего пения. Вдруг он засуетился, снова встал на колени, потом вскочил на ноги и закружился на одном месте, извлекая из высоко поднятого бубна каскад звуков.

Инмар разговаривал с духами. Вопросы и ответы сыпались так быстро, что порой было трудно разобрать отдельные слова. Но мольбы о помощи, исцелении, об изгнании злых духов из тела больной женщины достаточно ясно передавали смысл разговора Инмара с явившимися к нему духами.

Шаман положил на нары бубен и колотушку, припал к женщине и быстро стал говорить ей, что ее душа пошла в верхний мир, а злой дух из ее тела пошел в нижний мир. Весь речитатив сопровождался движениями, рук, бросающими что-то невидимое снизу вверх. Затем он бросился к чувалу, взял обнаженной рукой горящие угли, поднял их над головой, умоляя духов изгнать болезнь, трижды обошел больную и, подойдя к чувалу, бросил угли обратно в огонь. Потом он тихо опустился на колени, лег на пол около чувала. Мужчины перенесли его на нары, положили на оленью шкуру и прикрыли малицей. — По-детски поджав под себя ноги, шаман уснул.

Женщина встала, закрыв лицо платком (видимо, среди мужчин были родственники ее мужа), сказала, что пойдет ночевать к знакомой соседке и пошла к дверям под изумленнными взглядами людей, давно не видевших ее идущей.

Шаман спал. Мужчины, не проронив ни слова, расположились на нарах, разгороженных на женскую и мужскую половины, укрылись оленьими шкурами. В пауле стало совсем тихо. В окно светила нарождавшаяся луна. Где-то за рекой голосом, похожим на человеческий, прокричал филин, и еще не уснувший рассудок людей метался в поисках объяснения чуда, совершенного шаманом.

Прошло несколько лет. За год до начала войны я переехал на жительство в Верхне-Нильдино — мансийскую деревню, расположенную в нижнем течении Северной Сосьвы. Однажды вечером (было начало июня) меня пригласила местная учительница Анастасия Семеновна Исыпова посмотреть чудо, которое показывает приезжий шаман. Мы вошли в паул, расположенный на самом берегу реки, и каково было мое удивление,