Книга Он убил меня под Луанг-Прабангом. Ненаписанные романы - Юлиан Семенов

поднялся с кровати и забарабанил в дверь ванной комнаты.

– Э, Файн! Ты не утонул?

– Да. А что?

Оттого, что он решил поехать за Сарой и привезти ее сюда, ему стало так радостно, как уже давно не было.

– Вылезай и приготовь нам что-нибудь перекусить. И выпить.

– Жрать на ночь?

– Скоро утро. Я привезу даму.

Файн выглянул из ванной. Длинный, нескладный, он обвернулся в белую короткую простыню и поэтому был похож на римского диктатора.

– Кого ты собираешься притащить?

– Сару.

– Уже началось?

– Что – началось?

– Сумасшествие. При чем здесь Сара?

– Она прилетела сегодня вечером с твоими коллегами женского пола. А завтра мы улетим домой. Сейчас я ее привезу.

– Ну хорошо, – сказал Файн, – только у меня туго с едой: какие-то орешки и пара банок консервов.

– Ничего. Сделай это красиво, и я привезу чего-нибудь.

– Ты решил помириться?

– Да, а что? – ответил Эд, зашнуровывая ботинки.

– Не передразнивай меня. Манера переспрашивать пришла ко мне от телевизионных дискуссий: когда я переспрашивал, у меня оставалось лишних десять секунд на обдумывание.

– Что ты мог обдумать за десять секунд?

– Чудак, – ответил Файн. – Глупый чудак, из секунд сложена история человечества. Пренебрежительное отношение к секундам – проявление примитивизма.

– Хитрый ты парень, а?

– Я умный, – ответил Файн и ушел к себе в номер.

– Слушай, – крикнул вдогонку Стюарт, – ты умеешь формулировать. Сформулируй раз и навсегда: что может дать семье счастье?

Файн вернулся, сел рядом с Эдом на краешек кровати и ответил:

– Я развелся с тремя женами, а от четвертой сбежал сюда. Могу тебе сказать точно: ни ты, ни я никогда не дадим счастье семье, потому что мы пускаем дым ноздрями, желая удивить мир. При этом мы хотим, чтобы жены нас понимали – во-первых, преклонялись перед нами – во-вторых, принимали все наши сумасшествия – в-третьих. А жене надо только одно: чтобы она со страхом высчитывала свои сроки и боялась только одного – не вовремя забеременеть. Тогда в семье будет счастье, потому что усталая женщина хочет спать, а не выяснять отношения.

– Ты скотина, Файн, – ответил Эд. – Ты злая, циничная скотина. Готовь стол, я через двадцать минут вернусь.

02.26

В баре по-прежнему гремела музыка. Сары за столиком не было. Эд увидел за тем столиком мадам Тань.

– Хэлло, Тань, – сказал он, – вы сегодня очаровательны. Где Билл?

– Мы договорились увидеться здесь, я немного опоздала, и его уже не было. А может быть, он еще не приходил.

Эд поманил кельнера.

– Да, сэр…

– Здесь сидела дама…

– Черная, с голубыми глазами?

– Да. Черная, с голубыми глазами. Это моя жена. Она ушла?

– Я не заметил, сэр. Сегодня что-то особенно шумно. Сожалею, я не заметил.

Кельнер видел, как эта голубоглазая, красивая дама ушла вместе с рыжим пилотом.

– Вы не знаете, где остановились журналистки?

– Сожалею, сэр, я не знаю, где остановились журналистки.

– Позвоните на аэродром и спросите от моего имени: вам ответят.

– Да, сэр…

Он отошел, и мадам Тань спросила:

– Вы сказали правду, что прилетела ваша жена?

Эд усмехнулся и молча покачал головой.

– Вы сегодня такой веселый.

– А вы – красивая.

Тань была красива необыкновенной, ломкой красотой полукровки: на смуглом лице сияли серые длинные французские глаза.

– Как мой мальчик? – спросил Эд.

– Билл прелесть.

– Вы его очень любите?

Тань удивленно посмотрела на Эда.

– Разве таких любят? – спросила она. – Таких жалеют.

– Это теперь называется «жалеть»? В таком случае пожалейте меня.

– Разве вас надо жалеть? Вы такой сильный человек…

– Вы обманываетесь, Тань.

– Нет. Просто вы не знаете про себя ничего. А ваши женщины не умеют понимать силу мужчин. Ваши женщины избалованы вами. Вы им дали равноправие, и это погубило их. И, конечно, вас.

– Это все философия, Тань. А правда заключается в том, что Билл моложе меня и сильней.

– Он маленький, слабый мальчик. Вы, европейцы, все понимаете не так, как надо. Вам кажется, что сила мужчины проявляется только в постели…

– Это неверно?

– Это слишком рационально, чтобы быть верным. Любовь – иррациональна, она должна быть отрешенной от плоти. Сила мужчины проявляется в том, как устало он говорит с женщиной, как он шутит, пьет чай, как он грустит, как он смущается случайной измены с другой…

– Вы действительно верите в то, что говорите?

– Зачем иначе говорить?

– Откуда у вас мои книжки, Тань?

– Я их взяла в библиотеке, когда узнала от Билла, что вы умеете писать.

– Вы тоже умеете писать.

– Видите, какой вы сильный, – сказала она, – вы не засмеялись надо мной, а добро пошутили. Вы умеете сочинять, а я – писать, это же разные вещи.

Подошел кельнер и, дождавшись, когда Тань кончила фразу, сказал:

– Вот номер телефона отеля, где остановились журналистки, сэр.

– Такой длинный номер?

– Я записал то, что мне продиктовали, сэр.

Эд поднялся.

– Я вынужден попрощаться с вами, Тань.

– Вы домой?

– Да.

– Подвезите меня.

– Пошли. Только я позвоню.

Он зашел в будку. В телефонных будках он всегда чувствовал себя приговоренным к смертной казни.

– Алло, – сказал он, услыхав сонный голос портье, – в котором номере остановилась миссис Стюарт? Соедините меня с ней.

Он слышал длинные гудки и думал: «Лежит и плачет, дуреха».

– Никто не отвечает, сэр.

– Сейчас ответят.

«Нельзя отказываться от прошлого, – продолжал думать он, – каким бы оно ни было. Даже если у нас с ней был час счастья, – а у нас были годы счастья, наши первые голодные годы, – я обязан расплатиться по векселю. Чего мне надо? Я выиграл по билетику из гардероба человека, который верно любит меня».

– В номере никого нет, сэр.

– Пожалуйста, поднимитесь в номер и постучите в дверь.

– Я посмотрел у себя, сэр. Ключ здесь, сэр. Прошу простить меня, сэр…

Опустив трубку, Эд почувствовал, как жарко в этом стеклянном колпаке.

– Все в порядке? – спросила мадам Тань, когда он вышел.

– В полном, – ответил он. – Пошли посидим еще немного, а?

– Нет того, куда вы звонили?

– Что-то я устал, Тань. Пошли сядем.

– Все европейцы устают оттого, что не знают, чего хотят.

– Я американец.

– Это не важно. Вы – белый.

– В общем, верно. А чего хотите вы?

– Спокойствия.

– Хотите выпить?

– Нет, спасибо.

– Закройте колени, у вас слишком красивые ноги.

– Я думала, что надо закрывать плохие ноги.

– Простите, Тань, – сказал Эд, – мне надо еще раз позвонить.

Он набрал номер аэродрома.

– Хэлло, это Эд.

– Хэлло.

– Журналистки улетели или остались ночевать?

– Несколько человек только что улетели в Бангкок.

– Сара Стюарт улетела, не помнишь?

– Твоя жена?!

– Однофамилица.

– Рейс отправлял Кегни.

– Спроси его, а?

– А он уехал.

– Ты не заметил – там была такая черная женщина? Голубоглазая, черная, высокая женщина?

– Черт