Книга Дикари - Шеридан Энн

когда я вспоминаю, что именно — или кого — он увидит там, внизу.

Вырываясь из объятий Маркуса, я мчусь к Роману, когда дверь распахивается, мое сердце бешено колотится от отчаяния спасти его от ужасов, которые его ожидают.

— ПОДОЖДИ, — я выбегаю вперед, обгоняя его и протискиваюсь между ним и дверью, упираясь руками в оба косяка, когда ошеломляющий запах ее разлагающегося тела врывается через открытую дверь.

Роман пристально смотрит на меня, читая язык моего тела, как будто он написан у меня на лбу ярко-красным маркером.

— Чего ты не хочешь, чтобы я видел? — требует он, его глаза сужаются до щелочек, когда этот ужасающий шрам напоминает мне, насколько осторожной я должна быть, когда дело касается Фелисити.

— Ты чувствуешь этот запах? — пробормотал Маркус, быстро взглянув на Леви, когда все трое столпились вокруг меня, заинтересовавшись.

Леви кивает, и я поднимаю на него взгляд, моя рассеянность только еще больше расстраивает Романа.

— Шейн, — рявкает он. — Скажи мне, что, черт возьми, происходит. Сейчас же.

Черт.

Я прерывисто выдыхаю, мое сердце вылетает из груди и падает в руку, чтобы весь гребаный мир увидел. Я знаю, что он видит боль и сожаление, написанные на моем лице, и, судя по ужасу, зарождающемуся в его глазах, он точно знает, к чему это приведет.

— Когда меня привезли сюда… она… Я не могла…

— Кто она? — рычит он, звук вибрирует прямо в его груди и посылает волну беспокойства, пробегающую по моим костям.

В моем горле образуется тяжелый комок, и меня захлестывает опустошение, но чем дольше я тяну, тем хуже становится, поэтому я смиряюсь, зная, что ему это нужно гораздо больше, чем мне.

— Фелисити, — наконец произношу я, мой голос срывается от сожаления.

Роман даже не дает мне шанса объясниться, прежде чем хватает меня и швыряет обратно к своим братьям с безжалостной силой, которая сбивает меня с ног. И вот так он уходит, его шаги эхом отдаются в огромном подвале, когда он мчится к женщине, которую любит.

К женщине, которой я никогда не буду.

7

Роман

Тело Шейн вылетает из моих рук. Я смутно осознаю, что мои братья подхватили ее, прежде чем она упала, и, черт возьми, я знаю, что слишком сильно толкнул ее, но в тот момент, когда сладкое имя Фелисити сорвалось с ее губ, весь ход мыслей покинул меня.

Ничто другое не имеет значения, кроме как добраться до нее.

Перепрыгивая через две ступеньки за раз, я мчусь вниз, в подвал, который выглядит как гребаный притон шлюх. Камеры стоят вдоль каждой стены, половина из них открыта, в половине из них разные женщины, их спины прижаты к твердому бетону, но отсутствие румянца на их щеках говорит мне, что они давно умерли.

Два охранника лежат у подножия ступеней, у одного зияет дыра в шее, у другого перерезано горло, но по тому, как кровь запеклась на его теле, ясно, что этот ублюдок был уже мертв, прежде чем она его прирезала.

Не сбиваясь с ритма, я прыгаю через ржавые перила, не желая тратить драгоценные мгновения, переступая через их тела, пытаясь найти свою девушку. Охрана не важна. Мы можем вернуться к этому, как только Фелисити снова окажется в моих объятиях.

Я несусь по бетонному полу, и едва замечаю мягкий плеск под ними, а затем опускаю взгляд вниз и обнаруживаю, что пол подвала пропитан водой, и даже жара пустыни не в состоянии высушить его. Я хочу сделать паузу, чтобы спросить, что, блядь, происходит, но время ответить на вопросы будет потом.

Я осматриваю каждую гребаную клетку, отчаянно желая увидеть эти розовые щеки и красивые длинные светлые волосы, но ничего не нахожу, и отчаяние быстро охватывает меня, когда я слышу, как мои братья и Шейн спускаются по лестнице. Как, черт возьми, Шейн могла это сделать? Она просто оставила ее гнить в гребаной камере. Я знаю, что она боролась за свою жизнь, но бросить ее? Я думал, Шейн была лучше этого. Я знаю, у нас было трудное начало, но мы прошли через многое. Я думал, что теперь у нас все в порядке. Я никогда не позволю ей пережить это снова. Должно быть, произошло что-то еще. В этой истории должно быть что-то еще.

— ФЕЛИСИТИ, — зову я, паника начинает захватывать меня, когда я ловлю себя на том, что кружусь, оглядываясь назад и вперед, пытаясь найти нее. На противоположном конце подвала сидит женщина, и она в ужасе смотрит на меня, прежде чем спрятать лицо и забраться поглубже в свою камеру, как будто я здесь для того, чтобы обрушить на нее адский дождь, но, если быть до конца честным, мне на нее вообще насрать. Камера открыта, так что она вольна выйти, когда ей заблагорассудится.

Я был уверен, что Фелисити мертва, когда ее тело обмякло в моих объятиях, но Маркус был прав в том, что она — его стрелок. Я просто не мог смириться с мыслью, что любовь всей моей жизни все еще где-то там, борется за себя в мире, от которого я должен был защищать ее. Она была такой невинной, втянутой в это дерьмо, совсем как Шейн, только она не была такой сильной, как Шейн. Фелисити нуждалась во мне; наш ребенок нуждался во мне. Девушка, которую я когда-то знал, никогда бы не застрелила моего брата. Наш отец подговорил ее на это; другого объяснения нет.

Но еще есть время все исправить. Теперь я здесь, и я могу вернуть ее домой, защитить, начать все сначала в надежде, что однажды она простит меня за то, что я бросил ее здесь так надолго.

Я мог бы убить своего брата, когда это обвинение слетело с уст Шейн за нашим обеденным столом. Как он смеет пытаться подобным образом надругаться над ее памятью? Но он продолжал в том же духе, решив, что это была она, и я был гребаным идиотом, что не поверил ему. Я видел знаки и проигнорировал каждый из них. Время еще есть. Если бы я только послушал, если бы уделил этому время, я мог бы спасти ее от этого дерьма.

Мой отец заплатит за то, что скрывал ее от меня. Я уничтожу его за это.

Я осматриваю камеру со следами нападения: порванное нижнее белье, засохшая кровь и пара брюк, вывернутых наизнанку. Мои мысли уносят меня в самое адское место, и