Книга Здесь, в темноте - Алексис Солоски

самом деле никуда не пропадают. Такие парни, как этот, либо уходят сами, либо…

Он смотрел вверх и в сторону, но внезапно переводит свой ледяной взгляд прямо на меня, и, хотя я ни в чем не виновата, ситуация начинает выглядеть иначе.

Я знаю, чем заканчивается его предложение. Но все равно я должна это услышать.

– Либо что?

– Либо он мертв. Потому что он покончил с собой. Вы уверены, что мы говорим риторически?

Я киваю и встаю со стула. Затем снова падаю в обморок.

* * *

Придя в себя, я обнаруживаю себя на колючем диване накрытой еще более колючим акриловым одеялом, уже не в комнате для допросов. Я сажусь, что вызывает волну тошноты, и опускаю голову, фиксируя ее между колен.

– Движения из йоги, мисс Пэрри? – интересуется голос.

Я осторожно поднимаю взгляд и вижу Дестайна, наблюдающего за мной из дверного проема. Должно быть, он и принес меня сюда.

– Просто закружилась голова, – мямлю я.

– Слишком много падений в обморок за один день. Вам следует провериться.

– Уже, – произношу я твердо, насколько могу. – Проблема с кровяным давлением. Синдром нейропатической постуральной тахикардии. Дает себя знать, когда я слишком быстро встаю. Ничего серьезного. Но предполагается, что я должна избегать стрессовых ситуаций, и мой лечащий врач хотел, чтобы я носила какие-то компрессионные колготки. – Мой лечащий врач также хотел, чтобы я отказалась от алкоголя и таблеток. Я нашла нового и не стала упоминать об обмороках.

– Это для вас стрессовая ситуация?

На этот раз, когда я поднимаю голову, мне удается удержать ее в вертикальном положении.

– Хотите сказать, что все остальные считают обнаружение трупа и допрос в полиции чем-то расслабляющим?

– У вас хорошо подвешен язык, мисс Пэрри. Я мог бы слушать вас целый день. Но поскольку я только что видел, как вы рухнули на пол в моей комнате для допросов, может, вы начнете отвечать прямо? Итак, простой вопрос для начала: стакан воды?

– Может быть, содовой? Мне не хватает электролитов.

Он уходит и возвращается через несколько минут со спортивным напитком красного цвета. Я принимаюсь медленно потягивать его и, допив наполовину, собираюсь уйти, но Дестайн преграждает мне путь.

– Я не могу вас отпустить, – заявляет он.

– Я что, все-таки арестована?!

– Если я отпущу вас и вы потеряете сознание, переходя улицу по дороге домой, на мой отдел подадут в суд за халатность. У меня есть недостатки, но халатность к ним не относится. У вас есть кто-то, кто может заехать за вами? Семья? Парень? Духовный наставник?

Я достаю телефон и набираю Жюстин в бутике фетишистской одежды в Сохо, где она иногда подрабатывает. Дестайн наблюдает, как я сообщаю ей, что я в полицейском участке и что мне нужно, чтобы кто-нибудь приехал и забрал меня. Подруга отвечает, что одна из продавщиц в долгу перед ней, так что она приедет и внесет за меня залог. Я объясняю, что не нужен никакой залог. Она, кажется, разочарована.

Дестайн проводит меня к дамской комнате, где я умываюсь и пощипываю себя за щеки, пока они не становятся менее пепельными. Затем меня подводят к складным стульям возле стойки регистрации. Дестайн протягивает визитку. А потом он сжимает рукой мое плечо, слишком крепко.

– Звоните, если вспомните что-нибудь еще.

– Что-нибудь еще о мертвом человеке, которого я никогда раньше не видела?

Он качает головой.

– Умные ответы, мисс Пэрри. Слишком умные. Если вам когда-нибудь захочется дать ответы попроще, сообщите.

Складные стулья не такие уж удобные, но к тому времени, как Жюстин приезжает за мной, я уже растянулась на трех и крепко сплю.

* * *

Мне хочется выпить – ужасно хочется! – но Жюстин, в полупальто и ботфортах, которые производят благоприятное впечатление на офицеров на стойке регистрации, заявляет, что мне сначала нужно что-нибудь съесть. Когда Жюстин берет на себя роль разумного друга, даже я начинаю переоценивать свое здоровье и самочувствие. Она затаскивает меня в лапшичную, пол которой устлан толстыми резиновыми ковриками, усаживает на стул и отправляется делать заказ. Возвращается с чайником и наполняет мне чашку, размешивая в ней два пакетика сахара.

– Пей, – требует она безапелляционно.

– Терпеть не могу сладкий чай.

– Он нужен тебе от шока, детка.

– Все говорят, что у меня шок, – замечаю я, помешивая чай. – А я нисколько не шокирована. Я пресыщена, равнодушна, мне почти скучно. Я все время вижу мертвые тела. Я привыкла к подобному.

– Одно дело – на сцене. А тут совсем другое.

– Не совсем, – говорю я, делая глоток и морщась.

– Абсолютно!

И, конечно, она права.

Продавец приносит наши тарелки, и мы вытягиваем ложки и палочки для еды из банки на столе. Жюстин водит своими палочками взад-вперед, удаляя заусенцы. Я не утруждаю себя. Передо мной жирная бледная лапша и куски мяса (возможно, утиного), плавающие в маслянистом бульоне. Когда они оседают, я вижу в тарелке отражение своего лица, искаженное рябью.

Я закрываю глаза и подношу немного лапши к губам. Она пошла легче, чем я ожидала. Скользкая, соленая, теплая.

– Как тебе чон-фан? – спрашивает Жюстин.

– Волшебно. Нет, серьезно. Очень вкусно. Спасибо. Я сегодня ничего не ела, если не считать пончика, который дал мне дружелюбный фельдшер.

– Вив, боже мой, ты не можешь продолжать так делать.

– Ну, так получилось, что, когда я шла на сбалансированный ланч, случайно наткнулась на труп. Это немного изменило мою дневную диету, понимаешь? И вообще, это говорит мне женщина, которая обычно описывает две порции «Джека» и таблетку снотворного, как ужин из трех блюд? Ты даешь мне советы по питанию?

– Да, но у меня нет твоих проблем с кровяным давлением. Ты хочешь снова начать падать в обмороки? – Она улавливает что-то в выражении моего лица. – Боже мой. Ты… Ты, мать твою, снова упала в обморок. Ради всего святого, Вив.

Если бы я не знала, что Жюстин приберегает свой гнев для туристов, которые идут по трое в ряд по тротуару, и женщин, которые не могут накрасить губы, я бы подумала, что она сердится на меня.

– Тысячи людей падают в обморок, когда видят мертвое тело, – отвечаю я. – Даже такие искушенные, как я. И я забочусь о себе, как только могу, ясно? – Что правда. И не вдохновляет. Я больше не хочу разговаривать, поэтому поднимаю тарелку и делаю маленькие, медленные глотки, позволяя жидкости слегка обжигать язык. Затем ставлю ее обратно на стол. – Я действительно устала. Давай сегодня без выпивки. Я просто хочу домой.

Жюстин вздыхает и надкусывает вонтон.

– Тогда еще три кусочка за мамочку. Я