Книга "Выход" - Александр Александрович Яйков

как заметил мелькнувшее перед глазами сообщение системы самосовершенствования. Сразу поняв что тварь уже мертва, не долго думая оставил свой топор и подхватив сразу двоих раненых и кажется еще живых воинов, со всей своей возможной поспешностью устремился в сторону деревни. Хрипел от усталости и слишком быстрого бега, рычал от злости и просто шипел, пытаясь выдавить из себя все возможное, чтобы поскорее добраться до наверняка уже ожидающего нас Кирдота. И лишь когда ввалился в лекарскую и свалил мужиков на пол, заливая его густой кровью… с большим запозданием понял, что одному уже было точно не помочь из-за большой дыры в грудине с торчащими из нее, красно-белыми обломками костей. Да и второй тоже стремительно отходил за грань, теряя невосполнимо большое количество крови через широкую рваную рану на шее.

— Выноси их на улицу! — в кои-то веки уместно громко прокричал целитель, тоже понимая что мужикам уже никак не помочь. А затем, видя что я никак не могу встать после бега, взбодрил меня своей магией и повторил — Давай выноси их! Те кто выжил наверняка уже излечились, получив новый ранг, а остальным уже точно не поможешь.

— Понятно — запоздало вспоминая про «привилегию» воинов хрипло сказал я и, подхватив мертвецов за одежду, потащил их на улицу. А затем, припомнив залитую человеческой кровью поляну и безголовые тела, просто упал в перепачканную багровой краской траву и тут же заплакал, выплескивая в слезах весь свой пережитый страх, мерзкое чувство беспомощности и скорбь за погибших в бою людей.

— Это не привилегия воинов… это их проклятье… это проклятье… ПРОКЛЯТЬ

Е!!!

Глава 14

[Получен боевой ранг +1. Боевое владение увеличено +1 (4). Ловкость увеличена +1 (8). Выносливость увеличена +1 (9)]

Я смотрел на плавающие перед собой строки, со злостью и печалью осознавая насколько же ничтожной была полученная награда за такой безумный бой. А судя по словам выжившего Амихаша, мне еще очень сильно повезло. Как слабому и только вставшему на этот путь воину система выдала сразу две единицы саморазвития за ранг, в то время как все остальные довольствовались всего одним. По мнению старшины, за немалый вклад в сражение с большим «подражателем», она должна была наградить меня как минимум двумя рангами…, но создателям было виднее кого и как одаривать своей милостью.

Мысленно отмахнувшись от сообщения системы, я моргнул несколько раз, стараясь сдержать упорно пытающиеся пролиться слезы, а затем вновь сосредоточил свое внимание на полыхающем прощальном костре. Двенадцать из двадцати девяти — именно столько воинов погибло в недавнем бою, ослабив защиту нашей деревни практически вдвое. А восполнить ее было неоткуда, так как большинство жителей относилось к воинской стезе с немалым пренебрежением. Даже сказал бы, что подавляющее большинство. В том числе и я сам.

А ведь у некоторых из них были семьи и дети… А тут какое-то чудовищное живое дерево перечеркнуло все их устремления и планы, а зимний ветер раздул прощальное пламя, стремительно превращающее опустевшие тела в серый пепел нашей памяти. Вон овдовевшая нынче девушка плачет навзрыд, сообщая окружающему ее миру и бесстрастным создателям о своем горе и боли. А стоящий рядом маленький сын молча смотрит на маму, пока еще не осознавая ни сути смерти ни причин ее глубокой печали. А вон собрались и другие воины, стоя небольшой толпой и молча прощаясь с теми, кто преломлял с ними хлеб в дальних патрулях и прикрывал спину в сражении с очередной, выползшей из неизведанных земель, тварью. А вон и сам Амихаш, стоящий практически вплотную к кострищу и, не обращая внимания на жар, смотрящий на языки пламени, словно на злейшего врага, которого бы он с радостью атаковал… если бы в этом был хоть какой-то смысл.

Аокарий затянул очень долгую речь о перерождении души, тяжелых временах и воле создателей, но я пропустил ее мимо ушей. Не желая ничего слышать и слушать, просто смотрел на танец языков пламени и яркие в опустившейся на деревню ночи вспышки мелких искр. Смотрел как догорает оборванная монстром жизнь и не хотел ни о чем думать. Хотя бы сегодня. Просто стоял и ждал пока прогорит костер, чтобы понаблюдать за тем как он медленно гаснет, вместе с дымом унося к непознанным небесам освободившиеся от оков плоти души. Просто хотел помолчать, кажется, на время позабыв о существование слов и кроющихся за ними смыслов. Стать безучастным ко всему созерцателем… Которого кто-то бесцеремонно вырывает из отстраненного состояния, видимо очень важным, конечно же не для меня, вопросом.

— Ну как Лиар, ты понял что воинское дело тоже очень важно и готов стать одним из нас? — я понимал причину таких разговоров и осознавал необходимость пополнения в рядах защитников города, но… все равно послал Амихаша так далеко, что мои слова немало смутили, стоящих рядом, молодых девиц. Потом коротко рассказал все что о нем думаю и закончил тем, что лучше буду плохим лесорубом, нежели хорошим мертвецом, не умеющим даже правильно держать боевой топор.

— Да тебе и не нужно его держать. Просто бросай в чудовищ и отступай. А дальше уже мы будем добивать. Ты уже доказал что с метательными топорами обращаешься куда лучше чем с боевыми — будто бы не услышав всех моих слов, спокойно отвечал старшина деревенских воинов, кажется и не собираясь отступаться от своей идеи заполучить еще одного бойца — Да и реакция у тебя отличная. А еще соображаешь в бою довольно резво. Вон как хитро с поваленным деревом придумал… и точно спас этим целых три жизни. А может и того больше.

— Прекрати уговаривать! У меня нет и не было никогда желания становиться воином. Я открыл боевое владение лишь потому что хотел иметь уверенность в себе и возможность защитить близких. И этого будет достаточно! Поэтому, пожалуйста, отстань от меня и не мешай нам жить — отходя от кострища и, невольно повышая тон, настойчиво попросил я. Ну а взглянув Амихашу в глаза, к своему сожалению, понял что этот безумец не отступится и будет приставать со своими просьбами и предложениями еще очень долго.

— Я то могу от тебя отстать, но вот монстров ты своими наивными просьбами не убедишь. Им плевать на любые твои слова и уговоры, так как они понимают лишь речь своего голода и жажды