Книга «Вдоль обрыва, по-над пропастью...» - Игорь Васильевич Кохановский

он много пишет и рисует, и еще ест. Люся спит, она пока не работает, но мы на эту тему избегаем даже говорить, она сразу в слезы. Дети здоровы (чтоб не сглазить). Скоро поедем в Сухуми, там папочка с Женей отдыхают.

Вот и все.

Целую тебя, Васёчек! Пиши!

Сейчас буду писать песню, а то обленился и очень давно ничего путного не сделал.

Васёчек.

В это письмо Володя вложил вырезку из какой-то центральной газеты с рецензией, очень хвалебной, на спектакль «Жизнь Галилея» известного театрального критика Инны Вишневской, где всего только один абзац касался исполнителя главной роли: «Зритель с надеждой смотрит на сцену, на сильного, коренастого человека с простым лицом и руками труженика, Галилея — Высоцкого».

Такое советское иезуитство: вроде и не фигура умолчания, но упомянутая вскользь, слегка…

25 декабря 1966 года я прилетел из Магадана в Москву — один из моих приятелей сумел сделать мне командировку в ЦК ВЛКСМ по каким-то редакционным надобностям моей магаданской газеты.

Володя пришел на следующий день и, едва раздевшись, после обычных слов «как здорово, что приехал» и радостных объятий потянулся за гитарой со словами: «Я сейчас тебе кое-что покажу». И я услышал…

Что сегодня мне суды и заседанья!

Мчусь галопом, закусивши удила.

У меня приехал друг из Магадана,

Так какие же тут могут быть дела.

      Он привез мне про колымскую столицу

                      небылицы,

      Ох, чего-то порасскажет он под водку

                      мне в охотку!

      Может, даже прослезится

                      долгожданная девица —

      Комом в горле ей рассказы про Чукотку.

Не начну сегодня нового романа.

Плюнь в лицо от злости — только вытрусь я.

У меня не каждый день из Магадана

Приезжают мои лучшие друзья.

      Спросит он меня, конечно, как ребятки, —

                      все в порядке!

      И предложит рюмку водки без опаски —

                      я в завязке.

      А потом споем на пару —

                      ну, конечно, дай гитару! —

      «Две гитары» или нет — две новых сказки.

Не уйду — пускай решит, что прогадала, —

Ну и что же, что она его ждала:

У меня приехал друг из Магадана,

Попрошу не намекать — что за дела!

      Он приехал не на день, он все успеет —

                      он умеет,

      У него на двадцать дней командировка —

                      правда, ловко?

      Он посмотрит все хоккеи —

                      поболеет, похудеет, —

      У него к большому старту подготовка.

Он стихов привез небось два чемодана,

Хорошо, что есть кому его встречать!

У меня приехал друг из Магадана,

Хорошо, что есть откуда приезжать!

Я был тронут до невозможности. В этом тоже был весь Володя: он любил и умел делать подарки.

Поговорив о том о сём, я вдруг слышу, что мы идем встречать Новый год к Андрею Вознесенскому.

— Васёчек, что это значит — «мы идем»? — невольно вырвалось у меня.

— Он пригласил.

— Да он пригласил тебя, а я тут при чем?

— А я ему сказал, что ты приезжаешь из Магадана и когда мы оба в Москве, то Новый год всегда встречаем вместе. И он сказал, приходите вместе.

— Да, но я же не один…

— Я ему сказал, что у тебя шалава, он говорит, пускай приходит с шалавой…

Так мы Новый, 1967 год встречали у Андрея Вознесенского на Котельниках. Было очень весело. Были еще Веня Смехов и Валера Золотухин — их всех, как ведущих артистов спектакля «Антимиры» по стихам Андрея, он пригласил к себе. Где-то после часа стали подтягиваться и другие гости: пришли Майя Плисецкая с Родионом Щедриным, пришли моя сестра с мужем, скульптором Федором Фивейским, и еще кто-то был с ними, кто и пригласил их к Вознесенскому.

Чуть позже пришел и Юрий Петрович Любимов, захвативший сразу внимание всех рассказом о беседе с помощником Брежнева. Ему Юрий Петрович объяснял очередной задуманный им спектакль, и этот чиновник иногда, показывая на свои брови указательным пальцем, потом поднимая этот палец кверху, говорил только одну фразу: «Не одобрит», — то есть Леониду Ильичу не понравится.

Потом Андрей читал свои новые стихи. Они были написаны карандашом на каком-то «толстом» журнале, перевернутом «кверху ногами». Потом, когда Андрей закончит читать и начнется опять какой-то общий разговор, я улучил момент и спросил его, почему он пишет стихи на перевернутых страницах. Его ответ меня поразил: на напечатанном «кверху ногами» тексте слова стихов не врезаются в бумагу, и их легче заменять, когда ищешь варианты эпитетов или рифм.

Накануне у Вознесенского вышла книга «Ахиллесово сердце», и всем гостям она была подарена с автографом автора. Мне он написал: «Гарик, когда-то у меня были такие строчки: „эх, гадай — кому в Магнитку, кому — в Магадан“. Тогда это было страшно. Теперь как хорошо, что ты в Магадане, потому что страшно тут».

Я вернулся в свою магаданскую газету. А в первых числах июля получил от Володи такое письмо:

Васёчек! Друг мой драгоценный! Во первых строках письма — шлю тебе привет! Как-то я уже привык, что ты чуть что — и в Москве. Но вот ты не едешь. Уже и съезд прошел, и евреи агрессивно и вероломно себя ведут, и самые длинные дни наступили, ан ты не едешь. Вот и пишу. Книги твои получили — премного благодарны. (Я тогда в Москву отправил несколько книг вышедшего в то время в одном толстом томе чуть ли не всего написанного М.Булгаковым. В Москве этой книги было не достать, а в Магадане она спокойно продавалась. — И.К.) И тебе в ответ обещанное пошлем. Я только что приехал из Ленинграда, из белых ночей. Тебя этим не удивишь, а мне в диковинку — ночь, а светло.

Страшно, аж жуть! В Питере снимаюсь в самой наиглавнейшей роли в фильме «Интервенция». Не очень большая, но наиглавнейшая роль большевика Бродского Евгения Израйлевича, партийная кличка Воронов. Устаю, потому что все ночи провожу в поездах. Вот сегодня приехал и сегодня уеду. Спать в поезде — не сплю. Вчера, когда