Книга Опоздавшие на поезд в Антарктиду - Наталья Труш

Илья спокойно и убедительно объяснил ему, что они просто общаются, что у них компания и он просто хочет, чтобы «тете Марине» не было скучно. И когда он все это растолковывал сыну, до Игоря дошел тайный смысл всего сказанного. Он вдруг всей кожей ощутил, что эта Марина с ними неспроста, и комната пустая оказалась в их домике тоже неспроста, и не просто так отец приглашает ее на пляж и на прогулки.

Он, еще не зная толком тайн взрослых отношений, вдруг понял, что отец эту Марину знает давно и просто для него разыграл случайность их встречи. И он вспомнил прошлую ночь, когда проснулся, а папин диван был пуст, и ему стало страшно. И он зарылся в махровую простыню, сделал из нее кокон и спрятался в нем, чтобы страх ушел. А утром спросил отца, где он был ночью, и от него не укрылось, что тот слегка покраснел и бросил торопливый взгляд на Марину, которая уже и завтракала вместе с ними.

Он сопоставил все по-взрослому, и от страшной догадки краска бросилась ему в лицо. Не то чтобы он все знал досконально про взрослую жизнь, но улица некоторым образом просветила его в этом вопросе. И детским своим разумом он все это принял как страшное предательство. Для него нормальным и правильным было только одно: мама и папа, его мама и папа, не могли больше ни с кем… Ну, как бы это правильно-то сказать… Мама и папа – это семья, которая одна на всю жизнь. Даже если не вместе, все равно – семья.

…Илья тогда вынужден был прервать отпуск и возвратиться в Питер. Он ничего не рассказал Ане, и Игорь молчал. Он вообще замкнулся. Ему было очень жалко маму. И себя.

* * *

Илья тоже переживал, но по-другому. Ему было досадно оттого, что он так глупо прокололся. И просил ведь Маринку не создавать ему в этом вопросе проблем, так нет же! Как все упрямые бабы, вступившие в борьбу за мужика, она была настойчива и непреклонна, и вот – итог! Хорошо, что еще Аня не в курсе всех подробностей этой истории. Видно, Игорь не рассказывал матери ничего…

С Мариной у Ильи были какие-то странные отношения. Она была старше Покровского на целых девять лет, и за плечами у нее не было ни мужа, ни детей. Как-то не получилось, хоть и работала она всю свою жизнь исключительно в мужских коллективах – в моря ходила с рыбаками. Сначала отказывала кавалерам, потому что все казалось ей, что не время еще, что рангом не вышли женихи и имеет смысл подождать лучшего предложения.

Потом свои, наевшись ее отказов, перестали замуж звать, а других она не встречала. А где их встречать-то было?! Порой по девять месяцев в море. А в отпуск она ездила в деревню к родителям в Курскую область. Там женихов было завались – все одноклассники, уже по разу, а то и по два женатые и разведенные, готовы были закрутить с Маринкой деревенский роман, но она только посмеивалась над ними, убивая наповал публику на танцах невиданными в тех краях заграничными шмотками. Так, накрутившись вечерами на дискотеках, а днем – на родительской «фазенде», выпалывая до одури сорняки в парниках с огурцами, Марина через месяц отчаливала в Мурманск и отбывала в очередной рейс в компании с надоевшими мужиками, которые в рейсе все были холостыми, а на берегу сдували пыль с любимых жен и воспитывали отвыкших от родительской ласки детишек.

А потом на судне появился Илья, и у них с Мариной сразу завязались отношения. Нельзя сказать, что любовь была. Не было. Нет, конечно, не просто так. Была симпатия. Но чтобы вот летать… чтобы так – не было. Но замуж Марина уже готова была и без «полета» выйти, а Илью вполне устраивали необременительные отношения без штампа в паспорте. И он находил тысячу причин, чтобы избежать не нужных ему формальностей.

Марина порой раздражала безумно тем, что тормошила его часами, вытряхивая признание в любви любой ценой. А он к любви относился по-особенному. Для него это было совсем не то, что предлагала ему Марина. Иногда он с тоской вспоминал зимние ясные вечера, пустынную аллею парка у Стрельнинского дворца, освещенную луной, и вытоптанную на снегу надпись, которую к утру заносило поземкой. Он и произнести-то вслух не мог это самое «Я люблю тебя!», и только снегу доверял свои чувства, первые, снежно-трепетные, тающие от горячего дыхания и проливающиеся слезами печали, если предстояла долгая разлука в два дня. Два дня! Какая трагедия! Какая потеря! Только в том нежнейшем возрасте она переживается так ярко, со слезами и остановкой сердца. Два дня, а как будто жизнь кончилась! И не помогает счет часов и минут, потому что время останавливается, а стрелки часов приклеиваются к циферблату.

Потом это время первой любви проходит, и на его место приходит время иных любовных переживаний. Как и в первый раз, они кажутся острыми. Но лишь на первый взгляд. Когда все заканчивается, понимаешь, что ничего острого в них не было. Ну, разве что солянку она варила отменную – с острыми приправами. К такой солянке кусочек динамита, хвостик шнура бикфордова и разок спичкой чиркнуть! Жахнет так, что огурцы и лаврушка взлетят к потолку! Но на этом и все.

Когда все заканчивалось, он понимал, что отношения были как клей: одни – как резиновый, другие – как клей БФ, которым можно ранки замазывать, третьи, как мощный суперклей «Момент», схватывает так, что кожа отваливается, четвертые – как обойный, старого образца, с хлопьями, будто с гречневой шелухой. Двое приклеивались на время друг к другу, с разной силой, а по прошествии гарантийного срока отваливались, как каблук от сапога.

После каждого такого «склеивания» Покровский думал о том, что снова все не то, хоть в начале каждого романа ему казалось, что судьба улыбнулась. Нет, не улыбка была. Усмешка. А то и оскал. И он безжалостно наступал на свою половинку души, чтобы дорвать до конца то, что не держал «клей» даже очень-очень надежный.

И с Мариной бы разорвал уже эти тягомотные отношения, которые каждый день надо было причесывать, чтобы взрыв не произошел. Уйти было некуда. «Вода-вода, кругом вода…» Кругом вода и коллектив маленький, в котором все на виду. И выйти из этого коллектива можно было одним способом: перегнуться через борт и упасть на корм рыбам в океане.

Была еще одна причина, из-за которой Илья не торопился обрывать отношения с Мариной. Она, пытаясь удержать его возле себя, предложила ему маленький «семейный бизнес»: всю валюту в рейсе они тратили не каждый на свое усмотрение, а исключительно с целью закупки товара для реализации. Часы, колготки, мохер, кофточки, а потом – дорогую аппаратуру. Возили в Союз то, чего в нем днем с огнем было не сыскать и за что перекупщики, не скупясь, отваливали хорошие деньги.

Но времена менялись, и скоро этот вид бизнеса стал неинтересным, потому что совсем не приносил ожидаемой прибыли. Впрочем, скоро и жалеть стало не о чем: рыбный флот разваливался на глазах, суда оказывались в частных руках, а поскольку их новые хозяева не очень понимали, что делать со всем этим, то работу Илья и Марина быстро потеряли, как, впрочем, и другие члены экипажа, которые не успели сориентироваться и пристроиться на судно под чужим флагом.

Помаявшись без работы, они проели половину заработанного капитала. Времена меж тем пришли голодные. Полки магазинов пугали пирамидками банок: килька в томате, бычки в масле и селедка пряного посола кусочками. Да и эта снедь скоро пропала, полки помыли и застелили салфеточками, чтоб они не пугали покупателей своей пустотой.