Книга Неждана - Ника

в терему решают.

Колобуду такая трактовка понравилась, по душе пришлась. Он даже поостыл малость, огладил бороду, головой качнул, всеми тремя подбородками содрогнулся, — мол, ладно, тута согласный я с таким пояснением.

Вьялица бросилась супружнику руки целовать да на все лады Колобуда нахваливать. И так ловко у нее кружево из словесов плелось, что выходило будто муж ее поумнее самого князя будет. И не на одной ступеньке они стоят вовсе, а Колобуд повыше поднялся аж на цельную лестницу.

Тот вроде еще больше успокоился. Но потом как вспомнил…

— А не тот ли это Звонило, который ларец у бабы с Архаровки скрал? — Колобуд снова колыхался над дочерью грозовой тучей. — А не тот ли, кто людям лихим в трактире в кости проигрался и не заплатил?

— Не знаю…Не ведаю… — голосила Пороша, в отчаянии поднимая домиком свои белесые бровки.

Она растирала кулаками слезы и за мамку пряталась, поближе к двери на выход мелкими шажками топталась.

— Да, его сам Пырей — заглавный душегуб обещал в окрошку изрубить, коли встретит сызнова! — Колобуд своей ручищей с пригоршней перстней уже не у девки перед носом махал, а за сердце под кафтаном держался.

— Догони, его батюшка! Догони! — Вьялица все о своем радела. — Пущай женится! Пущай хоть у нас в дому живут, местов на всех хватит.

— Женится?! Ты хочешь, вора, валандая, проходимца в зятья взять? Да, еще и примаком?! Жить с ним под одной крышей? За один стол, чтоб каждый день с нами чужеяд садился?

— Пусть так! Лучше так, батюшка, чем такой позор для девки… — Вьялица кивала зареванно и продолжала рьяно целовать мужу руки.

Нос о перстень расквасила — не заметила.

— Ты хочешь, чтобы лихой Пырей нас вместе с ним в окрошку порубал?! — Колобуд бушевал, как Перун по четвергам.

— Воротииии! — тянула свое Вьялица.

Из носа ее по губам стекла кровь, а баба того не замечала.

Колобуд устало опустился на лавку, упер локти в стол и упал могучим лбом в сжатые кулаки.

— Дык как его поворотишь-то? — наконец, молвил он. — Метель на дворе, замело все пути-дороги… Ежели его позавчера последний раз в Граде видели, так он уж за рекой, поди. Иди-свищи ветра в поле. Не догонишь.

Вьялица снова бухнулась перед Колобудом и зарыдала. Теперь она уже целовала мужу сапоги с серебряными пряжками, обливая их слезами и юшкой.

Пороша, разинув рот, смотрела, как мать отчаянно колотила себя кулачками по рогатой кичке. Потом Вьялица встала на коленки и поползала, пыталась биться головой об пол. Казалось, что она хочет забодать кого-то невидимого своими красными рогами.

— Иди-свищи ветра в поле… Иди-свищи…Иди-свищи… — бессмысленно повторял Колобуд и раскачивался взад-вперед на лавке.

Кто бы мог подумать, что детская забава- глиняная свистулька разрушит всю его честную житя?!

Приворожить Пороша жениха захотела, поверила бабьим сплетням — вот же дура дремучая! И выбрала же из всех — самого поганого — бзыря, блудяшку, татя и пустоплета. А когда он в ее сторону морду свою смазливую поворотил, рыло всеядное, то порешила, что дело сделано, — захомутала мужика навеки. Все наказы материны забыла, честь девичью не уберегла. Того-гляди, народит еще вымеска.

«Звониииило…», "Воротииии…«— в ушах у Колобуд до сих пор стоял бабий вой на два голоса.

Как будто он жаба болотная, и комаров полный рот нахватался. «Ииииии» — звенело все в голове и внутрях комариным писком.

Сделал Звонило свое дурное дело да умчался в санях других девок портить. А следы его метель замела.

Пороша в страхе переводила взгляд с отца на мать и обратно. В какой-то момент ей показалось, что они оба умом повредились. Одна с досками в полу бодается, другой качается туды-сюды, да все одно талдычит: «Ищи-свищи-ищи-свищи…».

Останется ли теперь Прошка одна-одинешенька на всем белом свете, да еще и с пузом?

— Батюшка, а давай мы всем расскажем, что не Проша его привораживала, а он — ее? — Вьялица снова целовала Колобуду руки с княжьими перстнями. — Ежели в дело колдовство вмешалось, какой с девки спрос? Страдалица тады она безвинная! Можно же так дело повернуть?

Колобуд тяжко вздохнул.

— Что ж вы бабы за дуры-то такие божевольные? — у него даже злости не осталось, только искреннее изумление звучало в этом вопросе. — Сначала дело делаете, а потом думку думаете. Наворотили — конями не развезешь.

После этого Колобуд замолчал и долго смотрел в одну точку — на кривой соленый огурец в плошке. Все другие ровные огурчики рядком лежали-один- к одному, а этого сила злая чуть не колесо скрутила. Как так получается? То тебя главным виночерпием выбирают, уважение со всех сторон и почет к тебе в княжеском терему выказывают, а домой воротишься, и тебя тут родная дочь уже кривым огурцом назначила. И не разогнешься ведь теперь никак, назад не расправишься…

Вьялица прогнала Порошку спать, а сама села за пяльцы — не для того, конечно, чтоб в ночи вышивать, — схоронилась за ними.

Вдруг Колобуд что и надумает, ежели ему не мешать. Вон у него башка какая — сам князь с ним давеча советовался. По поводу снега, правда, — будет метель али нет? Так то уже — не нужные никому подробности.

— Есть у меня одна мыслишка, — Колобуд изрек через два часа.

Вьялица подскочила, словно ее петух жареный клюнул.

— Слушаю тебя, батюшка! — запричитала она. — Так и знала ведь, что додумкаешь.

Колобуд не спешил делиться с женой своими идеями. Он молча надел тулуп и вышел на мороз.

Глава 10. Серьезный разговор, или Три бочонка меду

Прислуживая князю за столом, Колобуд невольно слышал все разговоры внутри узкого круга доверенных лиц. Еще с десяток лет назад он получил прозвище Могила за то, доселе никогда не разглашал сведения, ставшие ему известными по службе. Потому так высоко и забрался.

И вот первый раз Колобуд собрал в своей памяти все разрозненные обрывки бесед, чужие челобитные, а еще сплетни, намеки и полунамеки. Там, где ничего не удалось припомнить, — сам