Книга Я – многообразная старуха - Фаина Георгиевна Раневская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я счастлива, что жила в «эпоху Станиславского», ушедшую вместе с ним… Сейчас театр – пародия на театр. Самое главное для меня ансамбль, а его след простыл. Мне с партнерами мука мученическая, а бросить не в силах – проклятущий театр.
В Театре им. Моссовета Охлопков ставил «Преступление и наказание». Геннадию Бортникову как раз в это время посчастливилось съездить во Францию и встретиться там с дочерью Достоевского. Как-то, обедая в буфете театра, он с восторгом рассказывал коллегам о встрече с дочерью, как эта дочь похожа на отца:
– Вы не поверите, друзья, абсолютное портретное сходство, ну просто одно лицо!
Сидевшая тут же Раневская подняла лицо от супа и как бы между прочим спросила:
– И с бородой?
Раневская часто покупала в буфете конфеты или пирожные. У нее был диабет, а сладости она покупала, чтобы угостить кого-нибудь из друзей-актеров. Однажды в буфете она обратилась к актрисе Варваре Сошальской:
– Вавочка, позвольте подарить вам этот огурец!
– Фуфочка (так звали Раневскую близкие. – Ред.), с восторгом приму! Только вы уж, пожалуйста, скажите к подарку что-нибудь со значением!
– Вавочка, дорогая, я, старая хулиганка, дарю вам огурец. Он большой и красивый. Хотите – ешьте, хотите – живите с ним!
На собрании труппы обсуждают актера, который обвиняется в гомосексуализме:
– Это растление молодежи, это преступление.
Раневская заметила:
– Каждый волен распоряжаться своей жопой, как ему хочется. Поэтому я свою поднимаю и уе…ваю.
Раневская получила новую квартиру. Друзья помогли обустроиться: расставили мебель, развесили вещи по шкафам, разложили по ящикам и собрались уходить.
Вдруг Раневская всполошилась:
– Боже мой, где мои похоронные принадлежности! Куда вы положили мои похоронные принадлежности! Не уходите же, я потом сама ни за что не найду. Я же старая, они могут понадобиться в любую минуту!
Она была так расстроена, что все кинулись искать эти «похоронные принадлежности»: выдвигали ящики, заглядывали в шкафы, толком не понимая, что, собственно, следует искать.
Вдруг Раневская радостно крикнула:
– Слава богу, нашла! – и торжественно продемонстрировала всем «похоронные принадлежности» – коробочку со своими орденами и медалями.
Раневская приглашает в гости подругу:
– Приходите, я вам покажу целый альбом портретов неизвестных народных артистов СССР.
На радио шла запись передачи с участием Раневской. Фаина Георгиевна произнесла фразу со словом «феномен». Запись остановили.
– В чем дело? – спросила Раневская.
Ведущая передачи, стараясь исправить неловкость, сказала:
– Знаете, Фаина Георгиевна, мне тут говорят, что правильно надо произносить не феноме́н, а фено́мен, так сейчас ставят ударение…
– Да, деточка, поняла, продолжим.
Раневская четко и уверенно произнесла в микрофон:
– Феноме́н, феноме́н, и еще раз феноме́н! А кому нужен фено́мен, пусть идет в жопу!
Узнав, что ее знакомые собираются на спектакль, в котором она играет, Раневская пытается их отговорить:
– Не стоит ходить: и пьеса скучная, и постановка слабая. Но раз все равно идете, я вам советую уходить после второго акта.
– Почему после второго?
– После первого уж очень большая давка в гардеробе.
У Раневской кончилось чистое постельное белье. К ней пришла знакомая и увидела странную картину: Фаина Георгиевна лежит на кровати, накрывшись вместо пододеяльника крахмальной скатертью. Заметив изумление подруги, Раневская рассмеялась:
– Это называется «Вставайте! Пора накрывать на стол».
Как-то раз в КГБ попытались завербовать Фаину Раневскую. На встречу с актрисой послали молодого опера по фамилии Коршунов.
Недалекий Коршунов поведал Раневской о классовой борьбе, о происках мирового империализма. И сделал вывод о долге каждого советского гражданина оказывать посильную помощь органам государственной безопасности.
Выслушав, Раневская спросила:
– Молодой человек, а где вы были раньше, когда я еще не успела разменять седьмой десяток?
– Что вы, Фаина Георгиевна! – вскрикнул Коршунов. – Вам больше тридцати никто не дает. Вы просто девочка по сравнению с другими артистками вашего театра!
Раневская хитро прищурилась:
– Я давно ждала момента, когда органы оценят меня по достоинству! И я всегда готова разоблачать происки ненавистного мне империализма. Но есть одно маленькое но. Во-первых, я живу в коммунальной квартире, а во-вторых, я громко разговариваю во сне. Представьте, вы даете мне секретное задание, и вдруг во сне я начинаю называть фамилии, имена и клички объектов, явки, пароли, время встреч и прочее… А за стеной соседи, которые следят за мной на протяжении многих лет. Я, вместо того чтобы оказать помощь, могу предать органы госбезопасности.
Коршунов доложил о встрече с Раневской:
– Она согласна работать на нас, но громко разговаривает во сне. Да и как-то несолидно получается. Негоже все-таки народной артистке жить в коммунальной квартире…
Через месяц Раневская праздновала новоселье в высотке на Котельнической набережной.
Когда Коршунов захотел продолжить вербовку, всякий раз оказывалось, что Раневская занята.
Спустя некоторое время в приемную КГБ пришел испитой мужичок с коллективным заявлением жильцов высотки на Котельнической набережной, в котором говорилось о том, что их новая соседка по ночам громко разговаривает сама с собой о происках империалистических разведок и о том, что ее скоро примут в органы госбезопасности внештатным сотрудником.
Позже Коршунов выяснил, что это заявление стоило актрисе две бутылки водки сантехнику из ЖЭКа. Но было поздно, квартира осталась за Раневской.
Раневская говорила:
– Вы должны меня понять. Я отказала гэбэ лишь по одной причине: дать много органам госбезопасности я не могу, а мало мне не позволяет совесть.
Одна актриса уезжает с мужем в загранкомандировку в Африку. Перед отъездом она разговаривает с Раневской:
– Фаина Георгиевна, я решила там заняться режиссурой. Хочу поставить пьесу «Миллион за улыбку» Софронова, которая идет у нас в театре.
– Да зачем вам эта гадость? Поставьте лучше «Отелло». Их там много.
В переполненном
