Книга Темные ангелы нашей природы. Опровержение пинкерской теории истории и насилия - Филипп Дуайер

0 до 60%. Если мы можем доверять этим цифрам, то очевидным выводом будет то, что доисторические негосударственные общества представляют собой огромные вариации в плане насилия. Эти различия, по-видимому, были гораздо сильнее, чем между различными государственными обществами. (Разумеется, это может быть совершенно ложным выводом, поскольку представленные цифры государственных обществ являются усредненными, основанными на огромных популяциях, иногда даже на глобальном уровне, в то время как цифры негосударственных обществ представляют собой отдельные объекты или сообщества). Кроме того, Пинкер не анализирует возможные различия между охотниками-собирателями и земледельцами. Он просто обходит этот вопрос стороной, хотя его собственные цифры, похоже, указывают на то, что охотники-собиратели были более жестокими, чем охотники-собиратели, то есть увеличивали распространенность насилия. Ряд исследователей также подчеркивают, что распространенность насилия в различных негосударственных обществах была различной, и что невозможно делать обобщения о насилии в негосударственных обществах. В связи с этим крайне проблематично предполагать единую линейную траекторию перехода от негосударственных обществ к государственным. Если мы действительно хотим проанализировать, как развивалось насилие в истории, и определить факторы, которые привели к значительным изменениям, нам необходимо рассмотреть как локальные вариации, так и различные долгосрочные траектории.

 

Ранние исторические показатели убийств

Проблемы возникают не только с доисторическими и негосударственными показателями убийств. К показателям средневековья и раннего нового времени также следует относиться с осторожностью. Мануэль Айснер подчеркивает, что исторические данные об убийствах "не должны рассматриваться как точные измерения". Немецкий историк Герд Шверхофф делает еще один шаг вперед, характеризуя расчетные средневековые показатели убийств, представленные как случаи на 100 тыс. человек, как пример "псевдообъективности". Здесь просто слишком много неопределенных параметров: категории убийств меняются с течением времени, цифры основаны на различных источниках и юрисдикциях, а данные о численности населения, как известно, неопределенны.

Показатели убийств в Средневековье и раннем Средневековье не эквивалентны современной статистике. Это очень важно понимать. Обычно цифры становятся все более неточными, чем дальше в прошлое. От статистических данных мы переходим к количественным оценкам. Последние часто основаны на неполном учете, ограниченных опросах, неясных возможностях судебной системы и недостаточной информации о численности населения. Возможные последствия этих недостатков не всегда очевидны: приводят ли они к завышению или занижению уровня убийств? В любом случае при сравнении современной статистики убийств с расчетными показателями убийств в далеком прошлом следует проявлять осторожность.

В целом мы располагаем достаточно надежными данными о количестве убийств во многих регионах Западной Европы, начиная с конца XVI века. Когда мы выходим за эти рамки, ситуация становится более проблематичной. Следует признать, что даже для Средних веков мы располагаем достаточно большим количеством оценочных данных по количеству убийств, и за редким исключением они указывают на очень высокий уровень убийств (от 5 до более 100 убийств на 100 тыс. человек). Однако нам все равно приходится полагаться на то, что Эрик Монкконен называет "пятнистым знанием": ряд единичных исследований, часто ограниченных по времени, численности и географическому охвату. Кроме того, оценки часто основываются на источниках самого разного типа и качества. Ряды данных, охватывающие более длительные периоды времени, встречаются редко, и трудно оценить, насколько картина зависит от небольших популяционных исследований. Поэтому трудно оценить, насколько репрезентативны имеющиеся показатели для больших регионов, больших групп населения и длительных периодов времени. В имеющихся средневековых статистиках убийств заметен сильный урбанистический уклон, часто с акцентом на крупные города (с населением более 5 тыс. человек). Например, в Швеции данные XV, XVI и начала XVII веков в значительной степени доминируют в городском контексте. Это время, когда горожане составляли не более нескольких процентов от общей численности населения Швеции. Самые ранние оценки уровня убийств в сельской местности Швеции (XV век) составляют от 4 до 14 убийств на 100 тыс. человек, в то время как оценки уровня убийств в городах в XV-XVI веках колеблются от 10 до 80 убийств на 100 тыс. человек.

У нас есть основания полагать, что предвзятое отношение к городам будет иметь тенденцию к завышению среднего уровня убийств. В определенное время года численность городского населения, как правило, существенно возрастает, поскольку в города на короткий или более длительный срок переезжают люди, не являющиеся постоянными жителями. Многие городские судебные записи также включают убийства, совершенные не в данном городе, и нередко в них фигурируют дела об убийствах, совершенных лицами, не являющимися городскими жителями, но приехавшими в город. Ярмарки и рынки привлекали множество посетителей, что также способствовало росту преступности и насилия.

Примерно до середины XVII века в Европе наблюдаются огромные колебания в оценках уровня убийств (примерно от 5 до 100 убийств на 100 тыс. человек). После этого времени колебания сокращаются до 1-10 убийств на 100 тыс. человек. Трудно судить, отражает ли это более значительные локальные, региональные и временные колебания уровня убийств в более отдаленном периоде, или эти колебания более бессистемны и зависят, например, от качества сохранившихся источников или интенсивности правоохранительной деятельности. Тем не менее, эти расчетные данные говорят нам о двух вещах. Во-первых, уровень убийств в средневековье в целом был значительно выше, чем в XIX и XX веках. Во-вторых, трудно установить какие-либо долгосрочные траектории для Средних веков.

В главе 3, озаглавленной "Цивилизационный процесс", Пинкер переходит к выявлению и объяснению продолжающегося снижения числа убийств с эпохи Высокого Средневековья до ХХ века. Рисунок 3-4 (64) демонстрирует устойчивое долгосрочное снижение уровня убийств в Западной Европе, начиная примерно с 1300 года. График основан на данных, представленных Мануэлем Эйснером и взятых из его базы данных "История убийств". Но, опять же, все гораздо сложнее, чем хочет представить Пинкер, и его использование статистических данных вводит в заблуждение. Цифры, приведенные Эйснером, действительно указывают на пик убийств в XV веке. Имеющиеся средние показатели существенно ниже как для XIII и XIV веков, так и для XVI века по сравнению с XV веком. Кроме того, данные Эйснера указывают на возможный рост в Англии с XIII по XIV век, аналогичный рост в Германии/Швейцарии и рост в Швеции в XVI веке. В Средние века могли наблюдаться значительные долгосрочные колебания с возможными периодами роста и пика. Возможно также, что уровень убийств в этот период практически не менялся. Мы пока не можем сделать однозначных выводов на этот счет. Тем не менее Pink er делает вывод о снижении уровня убийств в Европе, начиная с 1300 года. Более того, этот спад конкретизируется для различных регионов (рис. 3-3, 63).

Здесь Пинкер указывает на устойчивый спад примерно с 1300 г. в Англии, Нидерландах, Германии и Швейцарии. Пинкер опирается