Книга Пиво для Сталина. Очерки, беседы, размышления - Александр Григорьевич Звягинцев

Николая Васильевича появились в деле только 3 февраля 1938 года, причем даже не оформленные официальным протоколом. Это было заявление Крыленко, адресованное наркому внутренних дел Ежову и написанное на разрозненных листках бумаги. Текст был такой: «Я признаю себя виновным в том, что с 1930 года я являюсь участником антисоветской организации правых. С этого же года начинается моя борьба с партией и ее руководством. Антипартийные шатания я проявил еще в 1923 году по вопросу внутрипартийной демократии. Если в этот период я из своих взглядов никаких организационных выводов не сделал, то внутреннее недовольство положением в партии не изжилось. Организационной связи с троцкистами я тогда не имел, организационной борьбы с партией не вел, но оставался человеком, оппозиционно настроенным на протяжении ряда лет…»

Далее он подробно излагал, в чем конкретно заключалась его «вредительская» деятельность. Свое заявление закончил так: «Признаю целиком и полностью громадный вред, причиненный моей антисоветской деятельностью делу строительства социализма в СССР».

Перелистывая более чем через 70 лет уголовное дело, я не переставал удивляться, как, несмотря на столь обширное заявление с признанием своей «вины», первый протокол допроса Крыленко был оформлен лишь спустя два месяца, 3 апреля 1938 года. Он был отпечатан на машинке на двадцати шести листах. И хотя после этого Николай Васильевич неоднократно вызывался к следователю, второй протокол допроса, теперь уже на тридцати листах, составлен лишь 28 июля 1938 года. Крыленко снова подтвердил свои признательные показания и даже назвал тридцать человек, якобы вовлеченных им в организацию правых. Люди эти были ни в чем не виноваты.

Примерно за десять дней до окончания следствия его делом стал заниматься сотрудник госбезопасности Аронсон. 28 июля 1938 года Аронсон предъявил ему обвинение в контрреволюционной деятельности, и в тот же день состоялось подготовительное заседание Военной коллегии Верховного суда СССР под председательством Ульриха. Обвинительное заключение, очевидно, было составлено загодя, так как на нем стоит дата «27 июля 1938 года».

Судебное заседание Военной коллегии Верховного суда СССР открылось 29 июля 1938 года в 13 часов 20 минут. На вопрос председателя Крыленко ответил, что виновным себя признает и показания, данные им на предварительном следствии, подтверждает.

Больше Крыленко никаких вопросов не задавали, сразу же предоставили последнее слово. Он сказал, что у него за плечами двадцать пять лет революционной работы и только восемь лет антисоветской деятельности, поэтому он надеется на соответствующее решение суда.

И суд действительно не замедлил дать ответ. Уже через несколько минут Ульрих объявил приговор: высшая мера наказания — расстрел с конфискацией имущества. Заседание продолжалось всего двадцать минут и закрылось в 13 часов 40 минут. Приговор был приведен в исполнение в тот же день.

Такой была судьба этого пламенного революционера.

3. «Специальные методы дознания»

Был ли революционером Андрей Януарьевич Вышинский — «Ягуарович», как называли его между собой коллеги, — большой вопрос. Особенно для того, кто знает его жизненный и, так сказать, творческий путь. Да, участвовал в студенческих беспорядках, вступил в бакинскую организацию РСДРП (меньшевиков), выступал на митингах и собраниях со страстными речами, громя самодержавие, эсеров и черносотенцев, создал боевую дружину из нескольких сотен рабочих, даже был ранен. Да, в 1906–1907 годах его дважды арестовывали, был приговорен к одному году заключения в крепости, где состоялось знакомство со Сталиным. Но в те годы кто из молодых в Российской империи не ждал революции? Это была мода, поголовное увлечение.

После освобождения из тюрьмы Вышинский не только сумел восстановиться на юридическом факультете в Киевском университете, но и блестяще его закончил. Потом опять вернулся в Баку, где занялся газетно-репортерской деятельностью.

В 1915 году он приезжает в Москву и два года работает помощником у Павла Малянтовича — знаменитого адвоката, специализировавшегося на политических делах. У Малянтовича было два помощника, фамилия одного из них была — Керенский, а другого — Вышинский. И если первый отблагодарил своего наставника, сделав его министром юстиции во Временном правительстве, то второй не пошевелил и пальцем для спасения Малянтовича, когда тот оказался в застенках НКВД. Именно в бытность Вышинского Прокурором СССР Малянтович будет арестован и в 1940 году расстрелян.

После Февральской революции, Вышинский становится комиссаром милиции, ревностно выполняет указания Временного правительства, в том числе и по розыску Ленина, скрывавшегося от властей после июльских событий.

Октябрьская революция застала Вышинского на посту председателя Якиманской районной управы. Он не сразу поддержал большевиков, не верил, что они пришли всерьез и надолго. Зато когда понял это, в 1920 году вступил в ВКП(б) и сразу устроился работать в Наркомат продовольствия — ведь время тогда было не только тревожное, но еще и голодное. В одной из характеристик, сохранившихся в архивах наркомпрода отмечается — «Энергия полная. Дисциплина средняя. В полемике ведет себя не совсем „товарищески“. Собой владеет полностью. Ошибки признает не всегда. Более эффективно может быть использован на пропагандистском фронте». Тем не менее это дало возможность Вышинскому, конечно же, благодаря поддержке Сталина, делать карьеру. Вышинскому уже 37 лет, и он понимает, что надо спешить.

Уже в 1923 году в должности прокурора Верховного суда РСФСР он участвует в нескольких крупных процессах. Весной 1923 года в Верховном суде республики слушалось дело по обвинению в злоупотреблениях директора-распорядителя Государственной экспортно-импортной торговой конторы при Госторге Когана, его заместителя Зельманова и других. Вышинский темпераментно и красноречиво доказывал, что хотя факты корысти со стороны подсудимых не установлены, все обстоятельства так и кричат о том, что «здесь пахнет жареным». Адвокаты категорически возражали против такой постановки вопроса, возобладала точка зрения обвинителя. Коган и Зельманов были приговорены к расстрелу, а остальные подсудимые — к различным срокам заключения. Здесь уже виден стиль и почерк Вышинского.

Затем в Ленинграде рассматривалось грандиозное дело судебных работников. Обвинителем выступал Вышинский. Скамью подсудимых заняли 42 человека — 17 следователей, судей и других служителей Фемиды и 25 нэпманов. Собственно говоря, прямой связи между всеми подсудимыми не было, в деле искусственно были соединены материалы о нескольких преступных группах.

Но Вышинский говорил вдохновенно, с театральным пафосом: «Взятка сама по себе — гнуснейшее орудие разврата, но она становится чудовищной, когда дается следователю или работнику юстиции. Ведь едва ли можно вообразить что-либо ужаснее судей, прокуроров или следователей, торгующих правосудием. Я требую беспощадного наказания, которое разразилось бы здесь грозой и бурей,