Книга Харикл. Арахнея - Вильгельм Адольф Беккер

длиннее десяти футов, когда Харикл возвращался из Академии, куда Ман принёс ему самую нарядную, праздничную одежду и франтовские полубашмаки[78]. День прошёл для него незаметно, среди хлопот по устройству дома; всё шло так, как ему хотелось, и счастливая будущность раскрывалась перед ним. Он шёл поэтому в самом приятном расположении духа к дому друга, где в его честь был приготовлен пир. Подходя уже к самому дому он увидел Ктезифона, возвращавшегося из Ликаиона.

— Ман, — сказал он следовавшему за ним рабу, — вон идёт Ктезифон, догони его и попроси подождать меня.

Ман исполнил приказание; поспешно настиг быстро идущего Ктезифона и, остановив его сзади за одежду, попросил подождать Харикла.

— Где же Харикл? — спросил тот, оборачиваясь.

— Он идёт за нами, — отвечал раб.

В эту минуту подошёл и сам Харикл, приветствуя друга.

— Какой ты нарядный, — сказал Ктезифон, — куда это ты собрался?

— На обед к Лизитлу, — отвечал Харикл. — Я вчера обещал ему прийти; а разве ты не приглашён?

Ктезифон отвечал отрицательно.

— Ах, это было бы очень обидно, если б среди друзей юности, которых я там встречу, не было бы именно тебя. Что, если б я велел тебе идти со мною на обед без приглашения?

— Конечно, если б ты велел, — возразил Ктезифон шутя, — мне оставалось бы только повиноваться.

— Ну так пойдём, — сказал Харикл, — оправдаем пословицу, которая говорит, что к обеду хороших людей приходят хорошие люди, сами себя приглашая.

— Придумай, однако, какое-нибудь извинение, — заметил Ктезифон, — потому что я буду утверждать, что ты передал мне приглашение.

— Мы подумаем об этом дорогою, а теперь идём.

Двери гостеприимного дома были открыты; раб, встретивший их при входе, провёл их в залу, где большинство гостей уже заняли свои места на ложах. Лизитл встретил и приветствовал их самым радушным образом.

— Ктезифон! — воскликнул он, увидя вошедшего. — Ты пришёл удивительно кстати, и я надеюсь, что ты отобедаешь с нами. Если же тебя привело сюда какое-нибудь дело, то отложи его до другого раза. Вчера я всюду искал тебя, чтобы пригласить, но не мог найти.

— Харикл сделал это от твоего имени, — сказал Ктезифон, — он-то и заставил меня прийти с ним.

— Превосходно! — вскричал любезный хозяин. — Возляг вот здесь, рядом с Главконом, а ты, Харикл, возляжешь со мной. Рабы, снимите им подошвы и омойте ноги.

Пока одни рабы развязывали ремни башмаков, другие принесли серебряные тазы и из изящных серебряных кружек стали лить на ноги сидящих на ложах не воду, а золотистое вино, естественный аромат которого усиливался ещё от подмешанного к нему благовонного бальзама. В то время как Харикл с некоторым изумлением, Ктезифон же с улыбкою совершали это слишком расточительное омовение, некоторые из гостей подошли к первому и приветствовали его. Это были все знакомые прежних лет. Полемарх и Калликл, Навзикрат и Главкон, все приветливо протягивали руки товарищу детства и напоминали ему тысячу событий из прошлого.

— Друзья, оставьте всё это теперь, — крикнул один из гостей с своего ложа, — занимайте лучше ваши места и давайте обедать.

— В самом деле, Эвктемон, — сказал Лизитл, — на это будет ещё время. Рабы, подавайте воду вымыть руки и затем несите всё, что у вас есть. Не забывайте, что вы нас угощаете и что мы ваши гости; постарайтесь, чтобы мы все остались вами довольны.

Приказание было живо исполнено: вода и полотенца поданы, а затем стали вносить столы, устанавливать на них кушанья и в корзинах из слоновой кости разносить самый лучший хлеб[79]. В это самое время послышался сильный стук у входной двери, и вслед за тем вошёл раб и доложил, что у дверей стоит шут Стефан, который велел сказать, что он пришёл, вооружившись всем необходимым для того, чтобы пообедать хорошенько за чужим столом.

— Как вы полагаете, друзья, — сказал хозяин дома, — ведь неловко его прогнать? Пусть войдёт.

Но незачем было звать Стефана; он стоял уже в дверях залы и говорил:

— Всем вам известно, что я шут Стефан, который никогда ещё не отказывался, когда вы приглашали его к обеду, а потому будет вполне справедливо, если и вы не откажетесь теперь от моего приглашения. Я принёс с собою целую кучу острот.

— Хорошо, хорошо, — сказал Лизитл, — кстати же, нас только девятеро; возляг вон там, рядом с Манитеем, и будь моим гостем.

Столы были вновь уставлены множеством блюд, в которых сицилийский повар выказал всё своё искусство.

— Поистине, — сказал Главкон, — это обед не аттический, а виотийский[80].

— Это правда, — вмешался Эвктемон, который, по-видимому, наслаждался более других роскошным обедом, — я люблю за это виотийцев и терпеть не могу этих аттических обедов, на которых подаются на маленьких блюдах самые ничтожные вещи. Взгляните-ка на этих копаисских угрей; ведь это богатство Виотии. Клянусь Зевсом, озеро послало на афинский рынок своих старейших обитателей.

— О, — сказал Стефан, уже несколько раз тщетно пытавшийся посмешить общество, — как счастливо озеро! Оно имеет в себе постоянно самое вкусное кушанье и притом ещё вечно пьёт, никогда не напиваясь!

— Водою, — вскричал, смеясь, Калликл, — в таком случае ты — чудо ещё большее; ведь никто не видал ещё, чтобы тебе было довольно вина.

Обед окончился среди различных разговоров, по мнению одного Стефана, слишком рано. Когда Лизитл увидел, что гости уже ничего больше не едят, он подал знак рабам, которые тотчас же подали воду и душистую смегму для омовения рук, другие же начали убирать кушанья и очищать пол от остатков обеда. Затем стали разносить миртовые и розовые венки, разноцветные ленты и душистые мази, а один из рабов принёс золотую чашу и из серебряной кружки налил в неё чистое вино для возлияния. В залу вошли две хорошенькие, молоденькие флейтистки. Лизитл взял чашу, выплеснул из неё немного вина и сказал: «Доброму духу»; затем, отпив немного, подал чашу Хариклу, лежавшему справа от него, а тот, сделав то же самое, передал её следующему и так далее, пока чаша не обошла всех. Тихая, торжественная музыка играла в продолжение всей церемонии, до тех пор пока последний из присутствовавших не возвратил чашу. Тогда общество оживилось, запели хвалебный гимн, и, когда он был пропет, рабы внесли стол с ужином