Книга Бонапарт. По следам Гулливера - Виктор Николаевич Сенча

быть не могло, ведь мадам Роже оказалась беременной от Монтолона.) Отправляясь вслед за Наполеоном на «таинственный остров», этой женщине пришлось на какое-то время оставить на материке троих малолетних сыночков (двое старших были от Роже, младшенький – от Монтолона; от первого брака с Жан-Пьером Биньоном совместных детей не было).

Как бы то ни было, Монтолон был верен Императору. В период «Ста дней» он получил должность камергера и был произведен в генералы[19]. Высокий, элегантный, с приятными манерами, он вместе со своей супругой прекрасно скрашивал мрачные дни Изгнанника на Святой Елене. Имелся, правда, один нюанс: апартаменты супругов отделяла от комнаты Императора… единственная комната – буфетная. Даже парк для прогулок у них был общий. Отсюда и особая близость между Пленником и семьей Монтолонов.

Граф Монтолон уполномочен действовать от имени Императора и распоряжаться его хозяйственными делами. В глазах британцев он станет неким обер-камергером «Лонгвудского двора».

Генерал Гаспар Гурго, ординарец. Уроженец Версаля, он был сыном придворного музыканта Людовика XVI. Свою военную карьеру этот человек начинал офицером артиллерии, что в глазах Императора уже было немало. В кампании 1805 года против Австрии Гурго отличился в сражении под Ульмом; при Аустерлице был ранен.

Став в 1809 году офицером по особым поручениям при Императоре, позже он был назначен его адъютантом. И на этом поприще Гурго, что называется, обрел себя. Офицер оказался прирожденным штабистом, склонным ко всевозможным интригам. В сражении под Смоленском он был вторично ранен, но все же принял участие в Бородинской битве. Особо отличился уже в Москве, когда, войдя в Кремль, одним из первых обнаружил большие запасы пороха, якобы заминированные. Судя по докладу, им была предотвращена крупная диверсия. Наполеон в долгу не остался: за этот подвиг Гурго получил баронский титул.

При отступлении из России барон, как, впрочем, многие из его соотечественников, едва унес ноги. Но даже позорное бегство хитроумный француз обернул в свою пользу. При форсировании Березины (естественно, в обратном направлении) с ним произошел один эпизод, ставший позже для всех притчей во языцех. Дело в том, что на каком-то этапе отступления адъютант оказался полезен удиравшему от казаков Императору. Потом он, ничуть не стесняясь, будет называть это подвигом и даже спасением Наполеона. Причем от случая к случаю напоминал об этом самому Императору, который (вот неблагодарный!) никак не мог вспомнить обстоятельств того боя на Березине.

За отличие в Дрезденском сражении Гурго получит офицерский крест ордена Почетного легиона; примет участие в «Битве народов» у Лейпцига.

И все же Гурго довелось спасти жизнь Наполеону! Правда, случилось это не в России, а в сражении при Бриенне, в 1814 году. Тогда выстрелом из пистолета он убил конного казака, летевшего на Императора с пикой. На этот раз ничего доказывать патрону не пришлось. Не растерялся он и при Бурбонах – и орден Святого Людовика, полученный хитрецом в короткий период королевской власти, полное тому доказательство.

Возвращение Бонапарта с Эльбы явилось для Гурго большой неожиданностью. Когда он попытался вернуться обратно к своему кумиру, Наполеон и слышать не хотел о кавалере королевского ордена. Пришлось пойти на крайние меры, пригрозив самоубийством. Только так удалось добиться снисхождения. После Ватерлоо Гаспар Гурго становится бригадным генералом. Такое доверие сделало Гурго истинным фанатиком Бонапарта, поэтому он остался верен ему до конца, дав согласие последовать за своим знаменитым патроном в далекое изгнание.

Правда, имелось одно «но»: слишком усердное рвение в деле служения Императору иногда переходило все границы. Однажды он довел Наполеона до того, что тот, не выдержав, крикнул:

– Я же ему не жена! И не могу с ним спать!..

Граф Мари-Жозеф-Эммануэль-Огюст-Дьедонне де Лас Каз был морским офицером. Блестящий картограф, ставший в ссылке личным секретарем Наполеона.

В связи с тем, что события Великой французской революции застали его в должности всего лишь капитан-лейтенанта Королевского флота, всей последующей карьерой этот человек будет обязан исключительно Наполеону Бонапарту.

В 1809 году он стал бароном (еще бы, с таким-то именем!), а потом и камергером. Барон барону рознь: де Лас Каз по натуре был ученым, и «Исторический атлас» Ле Сажа – творение именно его рук (и головы). В 1810 году барона включили в список докладчиков в Государственном совете; к 1814 году он стал капитаном первого ранга и Государственным советником. К этому времени де Лас Казу уже пятьдесят, но его преданность Наполеону столь высока, что он требует разрешения сопровождать Императора в изгнание. Даже его сын Эммануил – и тот рядом, готов ехать в неизвестность. Наполеон соглашается. С такими людьми, понимает он, на чужбине будет легче.

Сам Лас Каз вспоминал: «“Вы понимаете, куда может привести вас ваше предложение?” – не скрывая своего удивления, спросил меня Наполеон. “Об этом я не думал”, – ответил я.

Наполеон принял мое предложение, и вот сейчас я нахожусь на острове Святой Елены».

В 1822 году, уже после смерти Наполеона, в предисловии к своему «Мемориалу Святой Елены» граф Лас Каз напишет: «В силу самых необыкновенных обстоятельств я долгое время находился рядом с самым необыкновенным человеком, какого только можно сыскать в истории. Восхищение побудило меня последовать за ним, не зная его; а узнав его, я готов был остаться при нем навсегда».

В отличие от прочих компаньонов, Лас Каз на острове Святой Елены становится для Наполеона неким летописцем дней – минувших и нынешних; тех, что ему пришлось прожить рядом со своим Императором. И в этом – особое искусство секретаря Наполеона. Лас Каз, пожалуй, тот единственный, кто ненавязчиво, достойно и уважительно завязывал с Бонапартом беседы на те или иные темы. Внимательно слушает. Записывает. Аккуратно и корректно задает вопросы. Снова записывает. И снова слушает. Почти не дыша, чтобы, не дай Бог, не сбить Императора с мысли.

Таким образом, этот удивительный человек позволил Пленнику раз за разом раскрывать душу, что-то переосмысливать, подвергать события собственному анализу, отзываясь о них иногда с сожалением, иногда – с восхищением или душевным трепетом. Возврат к прошлому помогал Наполеону выживать в одиночестве и сохранять чувство реальности. Это поддерживало его, не давая впадать в крайности. И наконец, рисуя картины минувшего, Наполеон оставался Наполеоном…

Итак, четверо тех, кто оказался рядом с ним перед пропастью неизвестности. Но именно здесь, в изгнании, каждый из этих людей был намного ценней огромной свиты, ранее его окружавшей. Сейчас все изменилось. На Святой Елене каждый преданный человек – на вес золота, чем и дорог. И если Наполеон продолжает считать себя полководцем, тогда эти четверо для него почти как отдельная армия