Книга Гробница Александра - Шон Хемингуэй

Я бы не придавал этому никакого значения. Наверняка какой-нибудь придурок решил поразвлечься за ваш счет.

Когда полицейские ушли, Том достал из холодильника пиво и уселся в кабинете, пытаясь точно вспомнить, что было у него в компьютере. Неужели там и впрямь было все? Чем больше он думал, тем в больший ужас приходил. Это было чудовищное вторжение в его частную жизнь. Потом его мысли перескочили на инцидент, случившийся в конце лета на раскопках. Кто-то охотится за его исследованиями, касающимися Александра? Это казалось невероятным. Ученые не позволяют себе такого откровенного воровства, чтобы добыть информацию. По крайней мере он верил, что это так.

В компьютере содержались и все сведения о его финансах. Теперь его охватила настоящая паника, потому что он осознал, что вся его жизнь была заключена в этом компьютере: от фотографий до налоговых деклараций. Не следует ли заблокировать свои кредитные карты? Но до отъезда оставалось слишком мало времени, чтобы успеть все переоформить, не мог же он отправляться в путь без своих пластиковых финансов. И снова на ум пришло, что это дурной знак перед поездкой в Европу.

6

Черный микроавтобус «вольво» мчался по автостраде. На скоростной лонг-айлендской автомагистрали начинали скапливаться пробки: люди спешили убраться из Нью-Йорка на выходные. Виктория Прайс сидела на переднем пассажирском месте и смотрела на свою однокашницу Синтию Мэдден — теперь Синтию Мэдден Уилмердинг, с которой прожила все студенческие годы в одной комнате общежития. Приятно было снова увидеть старую подругу. Время от времени они переписывались, изредка болтали по телефону, но уже несколько лет не встречались и не проводили времени вместе. В сущности, Виктория не видела Синтию со дня ее свадьбы, а тому летом минуло уже четыре года. Она с удовольствием ожидала предстоящих выходных, суливших возможность посибаритствовать с Синтией и ее семьей в Ист-Хэмптоне, вкусно поесть, выпить хорошего вина и от души наговориться, бродя по пляжу.

— Какое счастье! Наконец-то дети притихли. Когда спят, они кажутся ангелами, — сказала Синтия, глядя в зеркало заднего вида на прикорнувших на заднем сиденье малышей. — Ну, теперь ты можешь рассказать мне о своем посещении Мета, — продолжила она. — Я так тебе завидую. За последние три года я ни разу не бывала ни в каких культурных учреждениях. Имея двоих малолетних детей, я счастлива, если вообще удается выбраться из дома и сделать хоть что-то для себя самой. Культурные заведения, увы, теперь не находятся в верхней части моего списка, как прежде, когда я жила одна. Да что там! Когда я успеваю сделать маникюр-педикюр и покрасить волосы — это для меня уже большая радость. — Синтия вздохнула.

Виктории так много хотелось рассказать подруге, но она еще не была готова говорить о своем «послежизненном» опыте, испытанном в Метрополитен. Она все еще пыталась сама разобраться в том, что он для нее значил. Прежде чем делиться им с подругой или родными, следовало проконсультироваться со своим психотерапевтом. Пережитое нервировало ее. Господи, она же католичка. Реинкарнация не входит в систему ее религиозных воззрений. Родители наверняка этого не поймут, она не была уверена, что и Синтия поймет. Ей самой понадобилось провести много времени в беседах с врачом, чтобы хотя бы впустить в себя эту идею. И вот — прорыв: она явственно вспомнила эпизод из своей прошлой жизни, и это стало для нее душевным потрясением. Разговаривая с Синтией, приходилось тщательно выбирать слова. Еще не настал срок обнажить душу.

— Я пошла посмотреть только что открывшиеся новые залы греческого и римского искусства. Это было изумительно, на грани откровения. С некоторыми произведениями я почувствовала прямо-таки органическую связь. — Идти дальше относительно откровений Виктория не была готова. — Какое удивительно организованное пространство! Подсветка скульптур непередаваемая. И какая коллекция! У них там есть совершенно исключительные вещи. Надо было мне привезти свой альбом эскизов. Нашу экскурсию вел один из хранителей. После мы с ним вместе выпили кофе.

— Ты пила кофе с хранителем из Метрополитен?! Как тебе это удалось? — У Синтии, что называется, даже челюсть отвисла. — Знаешь, меня всегда удивляло, как легко ты располагаешь к себе людей. И дело не только в том, что ты умопомрачительно хороша собой. Еще в колледже перед тобой открывались все двери. И еще ты всегда умела ненавязчиво попросить.

— Вообще-то это он попросил меня выпить с ним кофе, — ответила Виктория, опустив тот факт, что инициатором знакомства все-таки была она.

— В самом деле?.. Ну и как он? Красивый?

— Да, красивый. — Виктория удивилась собственному ответу, помолчала и продолжила с задумчивым видом описывать Тома Карра: — Думаю, он лет на пять — десять старше меня.

— Взрослый мужчина, — одобрительно улыбнулась Синтия, не отрывая взгляда от дороги.

— Высокий, наверное, в нем около пяти футов одиннадцати дюймов росту, широкие плечи, темные волосы, загорелый. Глаза у него серо-голубые и волевое, но доброе лицо.

— Судя по всему — парень что надо! — воскликнула Синтия.

— Но разговаривали мы в основном об искусстве, — сказала Виктория. — Это было не то кофепитие, которое ты себе вообразила. Не свидание. У нас просто общий интерес — Александр Великий. Он посоветовал мне посмотреть экспозицию, которая открывается на следующей неделе в Библиотеке Моргана.

— Не знала, что ты интересуешься античностью. Насколько я помню, в колледже ты тяготела к современному искусству, — заметила Синтия.

— Это правда. Интерес к античности возник у меня недавно, с тех пор как я живу в Риме. Там ведь эта античность окружает тебя со всех сторон. Она стала частью моей жизни, прежде со мной такого никогда не было. И она вдохновляюще действует на меня.

— Что ж, возможно, именно с таким парнем тебе и следует встречаться. А не с тем горячим итальянским любовником, о котором ты мне писала и который оказался на поверку маменькиным сынком. Как его звали? Лоренцо?

— Лоренцо, Лоренцо, — вздохнула Виктория. — Он действительно был потрясающим любовником. — Виктория помолчала, вспоминая свою страстную любовь. Даже упоминание имени Лоренцо до сих пор причиняло ей сердечную муку. — Но у него были свои пунктики — помимо его матушки. И взгляд у него вечно шарил по сторонам. А когда я узнала, что он изменяет мне с другой женщиной, я всему положила конец. Но понадобилось несколько месяцев, чтобы боль остыла.

Виктория уже давно это говорила, однако только сейчас в первый раз искренне это почувствовала.

— Наконец я снова стала сама собой. Вся эта история ввергла меня в тяжелую депрессию. Я начала писать мрачные картины. Ты бы посмеялась, если бы увидела те мои натюрморты: