Книга Ильин день - Людмила Александровна Старостина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 18. СТАРШАЯ ДОЧКА ВЫРОСЛА
В конце 20-х годов, когда в тверских деревнях еще ничто не предвещало войны, в Трясцыне, в семье Смолиных, жизнь шла своим чередом. Дом строился, дети росли, хозяйство расширялось. В 1925 году вышла замуж старшая дочь Ираида, Рая.
С тех пор, как моя будущая бабушка Екатерина Алексеевна приняла на свои руки троих приемных детей, она решила для себя, что будет растить их, как своих родных, и никогда не будет делать разницы между приемными детьми и своими родными. Так она и поступала всю жизнь.
Тем не менее, пока семья жила в Трясцине, «доброжелательные» соседи все время пытались выразить сочувствие девочкам-сироткам Рае и Тоне (как мы помним, их родная мать давно умерла) и попутно выспросить, как мачеха Екатерина их обижает. Антонина, Тоня, с детства отличалась острым умом и за словом в карман не лезла. Она решительно пресекала провокационные вопросы, говорила: «Никто нас не обижает. Мама у нас добрая, мы сыты, и все у нас хорошо». Екатерине Алексеевне соседки рассказывали, как ее дочка Тоня быстро прерывала недобрые разговоры досужих сплетниц. Бабушка всегда вспоминала об этом с благодарностью к Тоне за то, что та, будучи девочкой-подростком, считала нужным защищать мать от злых языков.
Старшая дочка Ираида была девушкой простодушной и, кроме того, склонной к всевозможным мечтаниям (например, уже будучи взрослой женщиной, матерью пятерых детей, она все мечтала получить откуда-нибудь богатое наследство, хотя было точно известно, что наследства ей получать совершенно не от кого, но она все равно мечтала). Конечно, как девушке-невесте ей, наверное, хотелось как-нибудь необыкновенно наряжаться и вообще хотелось более красивой жизни, чем та, что была у нее в деревне. Поэтому разговоры деревенских кумушек о том, что при родной матери ей бы жилось намного веселее, чем живется сейчас при мачехе, она принимала всерьез и не раз высказывала Екатерине Алексеевне разные претензии. Бабушка вспоминала: «Приходит Рая с улицы всем недовольная и говорит – соседки сказали, что при родной-то матери я бы сейчас, наверное, в шляпке ходила». На это прямодушная Екатерина ей отвечала: «Пожалуйста, надевай шляпу, да иди по деревне. Я тебе не запрещаю. Только, к сожалению, помочь ничем не могу. У меня у самой шляпы нет и не было никогда».
Не взирая на отсутствие шляпки в гардеробе и на присутствие некоторого количества оспинок на лице (в детстве ей пришлось переболеть оспой), Рая вышла замуж очень рано. В нее влюбился сосед по деревне Ваня Грачев – Иван Константинович. Они, не долго думая, поженились и прожили вместе более 50 лет в любви и согласии. Не смотря на то, что жили они всегда более чем скромно (вырастили пятерых детей, Ираида никогда не работала), до старости, до последних лет жизни в их отношениях сохранялись веселость и некоторое кокетство. Иван Константинович называл жену «моя Раечка», всегда любил немножко пошутить с ней, она смеялась в ответ. Моя мама Анна Ивановна очень любила их обоих, дружила с ними и всегда вспоминала о них как об удивительно добрых и легких людях.
Через год после свадьбы, в 1926 году, у Ивана и Ираиды Грачевых родилась дочь Клавдия. Еще через год появилась на свет вторая дочь – Александра, Шура.
Несмотря на то, что «доброжелательные» соседи и родственники активно настраивали Ираиду против мачехи, сама Рая, очевидно, прекрасно понимала, что Екатерина Алексеевна не только не враг ей, а наоборот, искренний и верный друг, всегда готовый помочь всем, чем сможет. Поэтому, когда Рае пришло время рожать первого ребенка, она побежала не к теткам своим, не к родной бабушке, которая жила поблизости, а к мачехе Екатерине Алексеевне. И благополучно родила у нее в доме, на ее руках. Между прочим, Анечка, моя будущая мама, которой в это время было три года от роду, запомнила этот день, потому что в доме вдруг неожиданно поднялся большой переполох, все забегали, Анечка даже немного испугалась. Потом ее успокоили и объяснили, что ничего страшного не произошло, просто в семье появилась еще одна маленькая девочка – Клавочка. Вероятно, эта суета и всеобщее волнение произвели на ребенка такое же сильное впечатление, как и свадьба Марии Алексеевны, поэтому она и запомнила этот день надолго.
Кстати, обе старшие дочери Ираиды, Клавдия и Александра, всегда, до самой смерти Екатерины Алексеевны, называли ее «мама». Их этому никто не учил, им так хотелось. Понятно, что у них была своя собственная мама, Ираида, но никому не казалось странным, что девочки называют таким родным именем, по сути, мачеху своей матери. Вот такой была атмосфера в большой семье Смолиных.
Глава 19. СЛУЧАЙ С ЛОШАДЬЮ
Во второй половине 20-х годов жизнь семьи Смолиных наконец уже потекла спокойно и относительно благополучно. Екатерина Алексеевна с детьми жила в Трясцине, в своем новом прекрасном доме. Отец семейства Иван Васильевич по-прежнему жил в Москве, при этом, разумеется, не оставлял семью своими заботами и вниманием. Он всегда очень ответственно относился к нуждам своего семейства, понимал, как нелегко его жене Кате одной справляться с большим хозяйством, и старался помочь ей всем, чем мог. Но поскольку у него не было никакого опыта жизни в деревне, иногда по этой причине происходили курьезы.
Бабушка не раз вспоминала, например, такой случай. У нее в хозяйстве пала лошадь (пала – в смысле погибла, так говорят про лошадей). Ее муж в это время как раз собирался приехать из Москвы в деревню навестить семью. По пути из столицы в Трясцино Иван Васильевич проезжал через Корчеву, а в Корчеве, видимо, было такое заведение, в котором продавали лошадей. Екатерина Алексеевна попросила мужа по дороге купить лошадь. При этом она упустила из виду, что ее Иван Васильевич совершенно не представляет, какими качествами должна обладать лошадь, пригодная для крестьянского хозяйства.
Иван Васильевич постарался выполнить поручение жены как можно лучше и купил лошадь самую крупную, красивую и гладкую, с тонкими, а значит, недостаточно сильными ногами. Кроме того, если лошадь большая и гладкая, это значит, что она раскормлена, у нее слишком тяжелое тело, она не приспособлена для крестьянского труда. А дело было