Книга Рубеж веков - Ludvig Normaien

подзаработать. После контракта в комиты попробовать попасть. Лучше в комиты ворот. Повезёт – буду у Орейских или Феодосиевых ворот, считать, чего купцы привезли. Форму себе куплю красивую, дублет чёрный, как у испанского капитана, в котором он недавно за новой турмой наблюдал на плацу. Да, которую из тех, кого мы ловили составили. Жену выберу откуда-нибудь из-за кварталов, что за Константиновыми стенами…Хочу ещё, чтобы это всё было, мы победили и город стал такой как прежде. Не, Верни, не как при отцах и дедах. Тогда уже было что и сейчас. Хочу, чтобы было как ещё раньше – пятьсот, тысячу лет назад.

Все наморщили лбы, поражённые глубиной и величием мечтаний:

- Хватил…

- Начитался там совсем!

- О, я тоже так хочу!

- А ты, Илия, чего хочешь? – спросил Лемк у малого друга. Малого, как его слегка подначивали – потому как из их кампании Илия был самым мелким.

- Ясно чего, заработаю денег, да женюсь сразу. - ответ был уже наготове - Когда приду с войны закончив контракт, то отец моей Кики точно не откажет! – он так взмахнул рукой, что нить в игле не выдержала и порвалась.

– Ну и ладно... – он отдал иголку Гедику, который тут же засунул её за отворот своего полукафтана. – И так хорошо получилось.

Несмотря на то, что наступило летнее время, и плотный эпилорикон и полукафтан всё так же находились у них. Поговаривали, что ещё скоро должны выдать новую обувь, уже летнюю, и шляпы, вместо шапок. А пока, по тёплому времени, полукафтан носили полурасстёгнутым сверху или снизу. А эпилорикон совсем расстёгнутым, поднимая и подворачивая полы за кушак.

- Если дождётся, и папаша не выдаст её за эти годы, за кого-нибудь другого!

- Она обещала ждать! – воскликнул оскорблённый в лучших чувствах Илия и уже был полезть в драку, но тут послышался грохот, и по улице галопом пронеслась кавалькада всадников. Замешкавшихся убраться с их пути к стенам горожан, идущих по своим делам, они раздавали плетей. Солдаты, попавшиеся на их пути, не избежали этой участи, оказались к тому же ещё сбиты с ног.

Хохоча, всадники промчались далее.

Их Глёкнер, оказавшийся среди тех, кому попало плетью, шипел, как-то непонятно разговаривал, видно на своём языке и выглядел очень зло.

- Вот мы попали! – наверняка подумал каждый. А кто-то и вслух высказал. – Паскудные твари!

Но Глёкнер лишь ещё пошипел, поругался, а потом куда-то ушёл.

- А вы заметили, кто это был? – спросил Верни, местный, с которым Илия неплохо сошелся, в чём-то найдя общий язык.

- Богатенькие придурки, что понакупали коней, а скакать на них не знают где… - отряхивая одежду и заново повязывая кушак с торчащим из-за него двухфутовым кордом без ножен, отозвался Мармар.

- Нееет, плохо рассмотрели вы его, - улыбнулся Верни – там же во главе сынок Нисона Франгопола!

- Это ты сейчас к чему? – не понял Никифор.

- Ну кто такой Франгопол?

- Один из помощников хартулария Гарида.

- И чем он обычно занимается? – пытался подсказать свои ход своих мыслей Верни.

- Продукты привозит, он же комит снабжения.

- А ты помнишь, какой он был в начале зимы? Как он выглядел?

- Да как и все – наш кафтан, сапоги только у него ещё были, точно. Всё равно не понял…

- А сейчас как выглядит?

- Нууу… Вчера в башмаках с пряжками серебряными был, штаны короткие, широкие, с разрезами, паклей набитые, куртка с валиками на плечах, цепь серебряная да шапка, точно тарелка с пером на голове…Выглядел, словно купец французский!

- Ну, так подумай, - Верни уже начал терять терпение. – мог он раньше снарядить своему сыну целую кавалькаду всадников?

- Нууу, нет, наверное… А что? – всё не доходило до оливрийца.

- Ой, да ну тебя!

Лемк успел немного рассмотреть их. Причём они ему уже попадались недавно. Это, конечно, не свита Великого логофета, но по местным меркам – вполне достойно. Остроконечные шлемы с металлическими наушниками и кольчужной бармицей. Касидион, кажется, такой называется. У парочки какие-то высокие остроконечные металлические колпаки. Самого Франгопола не рассмотрел, а вот у других всадников – кольчуги с металлическими пластинами, у двоих с надетыми поверх них цветастыми эпилориконам. Успел ещё заметить поножи, не сплошные, а из нашитых пластин. Оружия не заметил, но копий не было. Но даже всё это стоило на состояние. Самое дорогое – конечно лошади. Самая нижняя цена в городе – от семи дукатов за не самого хорошего коня. Их тут просто негде было содержать. Надо быть довольно состоятельным человеком, чтобы платить за корма. Румелийцы и анатолийцы давно издали указы о запрете вывоза злаков, а силистрийских урожаев на всех не хватало, из-за чего последние годы цены на сельскохозяйственную продукцию росли каждый год очень быстро. Город и поддерживал своё существование во многом тем, служил перевалочным пунктом в торговле восточных стран с Европой, как бы ни запрещал там понтифик католикам торговать с исмаилитами. По суше было слишком не выгодно – на перевозку купленного в одном месте мешка зерна уже через восемьдесят - сто миль, тратилось больше средств, чем он стоил. А вот морем – гораздо дешевле. Не надо кормить - поить волов, коней, верблюдов, погонщиков, охрану, опасаясь многочисленных разбойников… Небольшая команда старого большого нефа могла вмещать более тысячи человек и больше четырёх тысяч фунтов весу! А нефы – неповоротливое старьё, которое на воде уже не сыскать. И хоть грузоподъёмность изменилась не сказать, что уж совсем намного, но выросла скорость кораблей, позволяя сделать больше рейсов, если есть что купить и где продать. Если у тебя уже есть много парусов, то и кормить «дармоедов» на вёслах не надо. Конечно, есть сложности и тут, особенно у галер. Ели у тебя рабы на вёслах – то это одно. Но купить их стоило немалых денег - стоимость одного, это не один десяток золотых монет. А если наёмные гребцы, то другое, но как сказать… Гребцам платят неплохие деньги, но на эту каторжную работу даже в Городе никто не рвался. Надорваться на ней - очень просто. Поэтому галер, хоть и было ещё довольно много, но Лемк своими глазами видел, участвуя в разгрузке всевозможных суден, что тех кораблей, кто нёс только парусное вооружение – с каждым годом становилось всё больше и больше.

Пока всё это вертелось в голове,