Книга Конкурс комплиментов и другие рассказы от первого лица - Наталья Нестерова

– Значит, договорились! – Я поднялась, будто разговор согласием окончился.

– Погодите! – Алиса тоже вскочила. – А как же Вадик?

– Ты что же? За своим сыном две недели не присмотришь?

– Да! Но! Но у меня сейчас ответственный период, готовлю сборник стихов.

«Не протухнут твои стихи, – подумала я, – потому что и свежими никогда не были!» А вслух пообещала:

– Я тебе помогу.

Веру уговорили на тайный брак, в три глотки беззастенчиво обманывая, что с разными фамилиями, не мужа и жену, их поселят в разных каютах.

– Повод для замужества очень весомый! – отшучивалась Вера.

На самом деле все понимали, что она боится совершить поступок, который ранит сестру, хотя темы Алисы не касались. Если бы мне кто-нибудь сказал, что в служение сестре можно уйти как в монастырский постриг, я бы никогда не поверила. Но наша Вера! Таких поискать!

– Верочка, – тоном доброго доктора спросил Сергей, – а Юрка перед тобой на коленях стоял? Нет? Роковая ошибка! Он неопытный, первый раз женится. Да и проблемами памяти страдает, особенно когда бреется. Сердце тебе, наверное, предложил, а руку забыл. На колени! – гаркнул Сергей и ткнул пальцем в Юру.

Юра бухнулся на колени перед Верой:

– Предлагаю свою мужественную руку и трепетное сердце. От тебя прошу… Чего, собственно, просят? Серега, а? Тамара?

– Согласия, – подсказала я.

– Согласия обменяться частями тела, – хмыкнул Сергей.

– Юра, перестань! – смутилась Вера. – Встань сейчас же!

– Ты моих родственников, – тихо спросил ее Юра, – хорошо изучила? Сейчас они тоже станут перед тобой на колени!

Он выразительно посмотрел на нас, и мы с готовностью кивнули. Отчасти это была игра, представление. У нас первое апреля двадцать раз в году.

Но Вере было не до шуток, она испугалась и дала согласие. Потом испугалась еще больше и взяла слово с Юры, что в их жизни ничего не изменится. Юра на чистом глазу соврал: все будет по-старому.

Но не такой он дурак, чтобы брать в жены чью-то поденщицу!

– Алисоньке не стоит говорить о свадьбе, – предложила я, – пусть будет для нее сюрпризом!

Муж хмыкнул, сдерживая смех. Его развеселили мое притворство, хлопанье глазами и умилительное «Алисонька». Они с Юрой, конечно, – артисты! Народные! А я – драмкружок!

Процедура бракосочетания не была праздничной или торжественной. Сергей поглядывал на часы: скоро поезд, надо успеть хотя бы в вокзальном буфете шампанского выпить. Пока молодые расписывались, заведующая ЗАГСом жаловалась мне, что зеленое платье жмет под мышками.

– Укоротим! – пообещал ей Сергей, забирая свидетельство о браке.

Юра крякнул и с обворожительной улыбкой отпустил комплимент заведующей:

– В зеленом с ног до головы вы будете неописуемы!

Я решила не откладывать дел в долгий ящик. Проводили молодоженов, заехали домой за чемоданом и отправились к Алисе.

– В квартиру подниматься не буду! – решительно отказался Сергей. – Здесь, во дворе на лавочке, подожду. Ты там концерт устроишь. Два скандальных сопрано мой изнеженный слух не выдержит.

Когда Алиса открыла дверь, я без вступлений и разминок сообщила:

– Пришла за Вериным приданым. Она к мужу переселяется.

– К какому еще мужу? Что за глупости! – передернулась Алиса.

– К законному! Они с моим братом сегодня оформили отношения. В данный момент отбыли в свадебное путешествие. Пьют шампанское в поезде. Специально им бутылку дала и два фужера.

Алиса нервно погасила окурок в пепельнице и тут же прикурила новую сигарету, заявила, что не верит, будто сестра могла с ней так поступить.

– Как «так»? – переспросила я. – «Так», будто у нее есть собственная жизнь и судьба? «Так», как живут все нормальные женщины? Поэтессы не в счет, конечно. Дымишь, точно паровоз, – брезгливо разогнала дым перед собой. – Не квартира, а тамбур электрички. А здесь ребенок!

– Не трогайте моего сына! Кто вам дал право распоряжаться? Как смеете вмешиваться в нашу жизнь!

И так далее – ария разъяренной собственницы. Сергей был прав про концерт! И голос у Алиски визгливый, как у кошки, дверью прищемленной. Почему-то мне обе сестры кошек напоминали, только кошек очень разных. Старшая – ласковую, теплую. Младшая – драную, истеричную.

Алиса затихла на минуту, и тут я выступила со своей арией. Все ей выложила, что накипело! И про эгоистку, и про вампиршу, и про захребетницу и рабовладелицу. Сиротка! А Вера не сиротка? Крепостная крестьянка? Приятно на ее горбу по жизни кататься? И про стишки тоже упомянула. Сказала, что Алисе до Некрасова, как до Луны.

Перетрудив голосовые связки, мы обе охрипли.

– Что вам от меня нужно? – просипела Алиса.

– Верины вещи, – прокашлявшись, ответила я.

Алиса подлетела к шкафам, стала белье оттуда вытаскивать и бросать:

– Берите, все забирайте!

– Приданое не богатое, – констатировала я, складывая вещи в чемодан. – Пятнадцать лет Вера на производстве, и на порядочный костюм не заработала. Бельишко убогое, застиранное. Ничего, ей муж новое купит. Обстановку, утварь, хрусталь и посуду тебе оставляем. Пользуйся и помни нашу доброту.

– Вы… вы! – задохнулась от возмущения Алиса. – Мародерка!

– От каракатицы слышу!

Я закрыла чемодан, другой так и остался пустым.

– Первое отделение концерта по заявкам окончено. Второе отделение, главное. Вадика забираю?

Алисино лицо задергалось от противоречивых чувств. Она очень хотела отдать ребенка! Даже человеку, с которым минуту назад ссорилась в пух и прах! И мне стало страшно: до какой низости может дойти человек!

– Вот что тебе скажу, – быстро заговорила я. – Мальчик твой не в обузу, с моими детьми Вадик хорошо ладит. Только негоже матери швырять ребенка по чужим людям. Он ведь – не собачка! Не котенок, хоть и от драной кошки. Он все видит, понимает. Что тетя Вера его больше, чем мама, любит, что мама тяготится им и хочет сплавить.

– Я безумно люблю своего сына! – патетически, обращаясь к люстре, изрекла Алиса. – Вам не понять, низкие существа! И при чем здесь кошки? Абсурд!

Пусть мы – самодеятельный театр, но дурачимся от души и не скрываем, что дурачимся. Алиска же – дурной, насквозь фальшивый театр. Лицедейка!

– Забираю Вадика? – повторила я вопрос, вдруг почувствовав навалившуюся усталость.

Тяжело и утомительно, оказывается, тратить душевную энергию на черствых эгоистов.

– Вон! Прочь из моего дома! – Алиса картинно показала на дверь.

– Первый достойный поступок в твоей жизни, – сказала я и вышла из квартиры.