Книга Княжья травница - Ульяна Гринь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Идите, девочки, не бойтесь, — сказала я остальным. — Всё не расходуйте, масла немного надо. Но первое время каждый день используйте. А там ещё приготовлю!
— Неужели мы снова сможем петь при луне, как раньше?
А смывать это масло надо?
Чем оно так пахнет?
— Стой, не макай так глубоко, нам не хватит!
— Спокойно, девочки, хватит всем! Смывать не надо, пусть впитывается, а пахнет репейником и льняным маслом.
Полюбовавшись немного на хлопочущих со своими гребнями русалок, я с улыбкой повернула на тропинку к дому.
У меня появились первые постоянные клиентки.
Ноябрь 9 число
Дождь барабанил по крыше избушки. Я лежала с закрытыми глазами, кутаясь в одеяло, и вяло думала — как хорошо, что я убрала в кладовку насушенные грибы. Не промокнут. Буду суп варить из них зимой. Нава-аристый, вкусный... Как дома... Надо проверить, когда дождь закончится, как там мои клубни, моя псевдо-картошка. Поздно уже, конечно, выкапывать, но одну можно, на пробу.
Повернувшись на бок, подсунула край одеялка под щеку. По-хорошему надо бы встать, растопить печь, выпить чаю, но всё тело отказывалось следовать этому правильному плану. Хотелось поныть, похандрить, поплакаться. А некому.
Я всё ещё надеялась, что в один прекрасный день на моей полянке откроется портал, в котором я увижу небоскрёбы и машины. Я всё ещё надеялась, что смогу попасть домой, увидеть и обнять маму с папой, бабушку, потискать кошку. Я так хотела помыться в душе — просто отвернуть кран и встать под горячую воду. Так хотела зайти в МакДональдс и взять меню БестОф с большой Колой и большой картошкой фри, сначала нюхать это всё, а потом съесть, давясь от удовольствия!
На картошке фри я не выдержала. Рот наполнился слюной, и пришлось встать. Хватит страдать и валяться! Печь, чай, типа-картошка и. И надо сходить в город, навестить малышку. А потом вернусь и растоплю баньку. Жалко, что нет никакого алкоголя. И нагнать как, я не знаю .
Через полчаса я вышла из избушки. Накинув на голову капюшон чёрного плаща, посмотрела на небо. Дождь уже не лил, он моросил тихонечко. Серые низкие облака. Верхушки елей скребут эту мокрую губку. Холодно. Я закуталась в плащ и пошла к опушке, но через несколько шагов остановилась как вкопанная.
На опушке стояла женщина.
Я сразу узнала её. Это была прислужница покойной княгини — дородная тётка в сарафане и рогатой кике. Чёрт, я должна была к ней заглянуть тогда и забыла. А она не гордая, сама пришла. Видать, очень нужно зелье. И корзинку принесла. Вот откуда мне припасы носят, из города! Из княжьего терема!
Усмехнувшись, спрятала улыбку и направилась к прислужнице. Та дёрнулась было, но взяла себя в руки и поклонилась в пол, чуть не коснувшись земли пальцами. Сказала торопливо:
— Травница, прими подношение как знак искренности и уважения. Вот, видишь, пришла я... Зельица бы мне...
— Какого тебе зелья, женщина? — я спросила строго, играя свою роль проклятой ведьмы. Все мы здесь играем свои роли, и отступать от них нельзя.
Прислужница огляделась воровато и шепнула тихо:
— Так приворотного!
— Для тебя, что ли? — удивилась я. Ей лет сорок, если не больше, а туда же!
Приворотное зелье захотела!
— Да для дочки моей, — махнула рукой женщина. — Полюбила она княжьего брата, а он. Эх!
— А сколько твоей дочке лет?
— Так шестнадцать уж миновало, а она всё ждёт да рыдает, женихов видеть не хочет, только молодого князя ей подавай!
— Так поговорила б с ним, может, он на ней женится? Зачем приворотное-то?
Я покачала головой. Боже ж ты мой. Шестнадцать! Ну как так-то? Какой замуж в таком возрасте? Мне самой недавно было столько, в голове одни мальчики и фильмы с Фассбендером! Да что там говорить, даже в двадцать рано замуж. Но в этом мире всё быстрее идёт. И женщина, которой не больше сорока, уже глубокая старуха. А девчонка в шестнадцать — невеста.
Покойной княгине было семнадцать.
— Ну-у, какое поговорить, — горестно вздохнула прислужница. — Князь ить, куда нам до них.
— Ладно, я сама поговорю, — решила. Поставила корзинку с провиантом на плоский камень, который был определён горожанами как священный, и кивнула: — Пошли, проведёшь меня в город. Как там маленькая Отрада? Кормилицу нашли?
Прислужница замялась. От этой паузы мне снова стало не по себе. Что опять случилось?
— Искали мы. И баб уговаривали, а они ни в какую! Я б на их месте тоже отказалась бы, конечно, только. Жалко чадо.
— Почему они отказываются? — возмутилась я. — Неужели князь не может заплатить побольше?
Что ты! Что ты! Да любая б рада была! А только.
— Да говори уже! — прикрикнула на мнущуюся прислужницу. Та вздохнула и поведала громким шёпотом:
— Бают, княгиню нашу черви изнутри сожрали особые! Лихо подхватила да и померла, а ребёночек... — она совсем понизила голос и доверительно сообщила: — Бают, он и есть из тех червей, что нутро жрут!
Сначала я не поверила своим ушам. Потом, когда всё же поверила, мне захотелось ударить эту старую дуру. Надо же такое выдумать! Я смотрела с открытым ртом, а прислужница, видно, решила, что меня пришибла эта новость, потому что с жаром продолжила:
— Да, да, а ещё бают, что ежели кормить ребёночка этого, он через титьку и кормилицу сожрёт! А помирать-то кому охота, даже ежели и за княжью дочерь!
— Да ты издеваешься! Бабы дуры, а ты? Повторяешь всякую ерунду, стыд потеряла так о своей хозяйке говорить! — взорвалась я. — Болезнь её убила, а не черви какие-то! Она больна была уже давно, должны были заметить! А Отрада, дочка её, здорова!
— А ты, матушка, откуда знаешь? — подозрительно спросила женщина.
— Видела! — рявкнула и замолчала. Мы уже подошли к городу, в частоколе открылись ворота, и из них выехал князь на Резвом. Прислужница поспешно отвесила поклон, правда, поясной, как я отметила. И мне надо бы, но я не привыкла кланяться. А положение у меня такое. непонятное. И не буду кланяться, я не прислуга!
Князь проехал мимо, удостоив меня странным взглядом, за ним дружинники. А я только нос вздёрнула повыше, чтобы разглядеть получше того, чьи глаза снятся мне по ночам. Синие, острые, глубокие.
И смотрела так, пока они ехали мимо, провожала взглядом. Князь вдруг обернулся — всего на миг, но я заметила, как дрогнули уголки его глаз.
Он улыбнулся?
Нет, скорее всего просто поморщился. С чего бы ему улыбаться? Уж точно не от радости, что меня увидел. Прищурившись вслед князю, я мысленно вздохнула от тоски. Вот так люби человека, а он морщится при виде тебя!