Книга Временная мама - Ольга Алёшкина

Я вымыла руки, умыла лицо, сбивая навязчивый запах, и почистила зубы. Но аромат и не думал сбиваться, когда я вышла в коридор, он только усилился. Из кухни доносилась подозрительная возня, я толкнула дверь и обомлела: Славка стоял у плиты и деревянной лопаточкой вертел в сковородке картошку. Та, к слову, была уже готова, приятного золотистого оттенка.

— Славик, ты картошку готовишь?! — воскликнула я. Он, как отец недавно, пожал плечами и деловито повернул барашек, чтобы перекрыть газ. — А плиту, разве ты умеешь ей пользоваться?

— Здесь легко, даже спички не нужны, надавил и повернул, вот у мамы спички подсовывать нужно. А ещё есть такая штука, на пистолет похожа, — сложил он фигуру из пальцев, — жмешь, а там искрит на кончике, но она старая и не всегда срабатывает.

— Но детям пользоваться плитой небезопасно! — не сдавалась я.

— Ты не переживай, я умею, я уже много раз картошку жарил. Давай кушать, пока не остыла.

Я сдавлено сглотнула и стала собирать на стол, Славка забрался на своё место и наблюдал за мной. В мусорном ведре обнаружился ворох картофельной кожуры, почищенной самым варварским способом. «Господи, он ещё и ножиком вовсю кромсал!» Я разложила в тарелки картошку, села напротив него и спросила издалека:

— И что ты ещё умеешь делать?

— Из еды? — уточнил он.

— Из еды.

— Омлет могу, лапшу в коробочке сварить могу, такую, которую из чайника, кипятком, заливаешь. Картошку вот могу или батон поджарить. Я блины хочу научиться, ты умеешь?

— Умею, — ответила я, удивляясь: картошка не только съедобная, но и вкусная.

— А почему тогда не жарила никогда? — недоверчиво уточнил он.

А ведь и вправду, почему? В доме ребенок, отчего было не приготовить хоть пару раз…

— Ты уроки сделал? — поинтересовалась я.

— Там только рисунок и стих, я уже всё сделал.

— Отлично, тогда станем делать блины вместе.

— Ура! — обрадовался он и спросил: — А у тебя сгущенка есть?

«У тебя» — сказал он. Мне так хотелось поправить на «у нас», только стоило ли, через три дня уезжает... В общем, не стала.

Вскоре мы готовили блины, а я всё сомневалась: правильно ли я делаю? Вместо того, чтобы запретить даже приближаться к плите, я объясняла, как правильно ставить сковороду, куда должна смотреть ручка. Нельзя уходить с кухни, когда готовишь, нельзя капать воду в горячее масло и ещё много всяких НЕ, кроме главного: не подходить к плите!

Возможно, я не права, но мне отчего-то казалось, что он не послушает и все равно подойдёт, так пусть лучше извлечет хоть какую-то пользу, из этого нехитрого урока.

Глава 11

На сборы у Шмакова ушло меньше часа. Сначала он попросил мешки для мусора, покидал в них свои вещи, те что оставались, и перетаскал их в багажник. Следом добрался до Славкиных, их в спортивную сумку укладывал. Я торчала на кухне, изредка подглядывая в окно, как он носит мешки, вплоть до прихода ребенка из школы.

— Славка, переодевайся, — указал Игорь на приготовленную на кровати одежду. — Школьные вещи в этот пакет сложи.

— Ты теплые штаны пока не надевай, покушаешь сначала, — влезла я. Ехать им двести с гаком километров, к вечеру доберутся, не раньше. Я вернулась на кухню, Шмаков поплелся за мной. Хлопнул в ладони, растер их и деловито, с улыбкой, спросил:

— А меня покормишь? Со вчерашнего вечера ничего не ел.

Ясное дело, для Славки старается: и тон этот непосредственный, и улыбка. Я указала ему на стул, садись, а сама подумала: когда он ему рассказывать собрался? Смысла более оттягивать я не видела. Поначалу да, Славка непременно и себя брошенным почувствовал бы, а сейчас всё ведь утряслось: он его забирает, к маме на каникулы везет.

Ладно, не мое дело, ехать им долго, прекрасно смогут в машине обо всем поговорить. Может, даже и лучше, что мы прощаемся так, будто скоро увидимся. Я налила Шмакову борщ, вторую тарелку поставила для Славика и пошла проверить как он там. Славик стоял на цыпочках перед раковиной, мыл руки. Почувствовал движение за своей спиной и повернулся. Увидел меня в дверях и сообщил:

— А мне по русскому пять поставили. Елена Николаевна сказала, что я старался.

— Ты молодец, большой молодец, — похвалила я. — Беги за стол, папа ждет.

Он вытер руки и убежал, я слышала, как он делится радостной вестью с отцом и что-то вроде гордости испытывала. Ведь в этой пятерке есть часть и моей заслуги. По крайней мере, верить в это было приятно. Я прошлась по комнатам, проверить не забыл ли Шмаков чего, и ужаснулась: полупустые, а местами совсем пустые шкафы навевали тоску. Маета, мучившая с самого утра, становилась осязаемой, тягучей, как застывший сироп.

«Посторонние, — напомнила я себе. — Шмаковы тебе посторонние».

Славка прибежал в комнату, дернул из розетки свою зарядку и сунул её в боковой карман рюкзака. Шмаков на кухне возился с посудой. Я вошла, опустилась на ближайший стул и спросила:

— Ты его на каникулы или насовсем отвозишь?

— На каникулы, конечно, а что?

— А Галя, она как работает? — издалека начала я. — Я к тому, что, Славка не будет там на одних «дошираках» сидеть?

С некоторых пор меня беспокоил этот вопрос. Он сунул тарелки на сушилку, повернулся и как-то странно на меня посмотрел. Может, я не в свое дело лезу?

— Не будет он там на одних «дошираках» сидеть! — язвительно повторил он, обидевшись толи за себя, толи за Галю. Сообразил, что перегнул и примирительно добавил: — У Галки мать приезжает завтра, до Рождества там торчать будет, так что, всё в порядке, двойной присмотр.

— Хорошо. Счастливо добраться.

— Славик, отдай Лизе ключи, — велел Шмаков, когда они были уже у порога. Славка вопросительно посмотрел: на него, на меня, а Игорь пояснил: — Вдруг потеряешь.

Ответ на незаданный вопрос его удовлетворил, он вынул из кармана куртки ключи, связку протянул мне. Я убрала их в верхний ящик комода и замерла: обнять его или просто сказать «пока»? Нелепое прощание. Несуразное какое-то. Кто знает, когда мы теперь увидимся и встретимся ли вообще, а Славик даже не подозревает об этом.

Всё-таки я наклонилась и потянула к нему руки, готовая отпрянуть в любую секунду, встретившись с сопротивлением мальчишки. Обнять он себя позволил, даже прижался сам едва уловимо и, стесняясь этого своего порыва, тут же отпрянул. Поднял с пола свой рюкзак, взвалил на плечо и посмотрел на нас снизу-вверх: ну же, прощайтесь, давайте.

Неловкость – вот, что сквозило между нами, в воздухе витало. Очень хотелось посмотреть, как станет выкручиваться Шмаков, но я побоялась, что у него хватит наглости полезть целоваться. Пусть и невинно, в щеку. Я не настолько цинична и бездушна, что смогла бы спокойно реагировать на подобный фарс. В общем, я опередила.