Книга Чужая кожа - Ирина Лобусова

— Посиди, если хочешь, за компьютером, почитай какие-то новости в интернете — ты же любишь новости. Подожди, когда мы закончим.

Компьютер! Новости! Интернет! Я с удовольствием погрузилась в прежде знакомый мир, и, когда спустя три часа очнулась, то увидела, что Сафин провожает адвоката и Алекса — все выходят из офиса.

— Скоро вернусь, — сказал Сафин. И правда, вернулся через десять минут: — Я сейчас, только душ приму, и сразу к тебе.

Через полчаса я пошла его искать, и нашла в одной из гостевых комнат. Он лежал на кровати одетый и в ботинках, сладко спал, обхватив подушку обеими руками.

Сняв с него ботинки, укрыла пледом и потушила свет. Затем, не раздеваясь, легла на кровать рядом, прижавшись к нему всем телом. В тот же самый момент Сафин выпустил подушку и крепко обнял меня.

— Я не спал две ночи, страшно устал, прости… — и тут же уснул, не выпуская меня из объятий.

Это была одна из самых счастливых ночей в моей жизни. Он спал тихо, как ребенок, доверчиво прижавшись ко мне. Изредка постанывал, тогда я обнимала его крепче, он сразу успокаивался, дыхание его становилось спокойным и ровным.

Как маленького ребенка, я гладила его по волосам, а он… улыбался. Он улыбался во сне!

Так мы и лежали всю ночь, слившись в единое целое без всякого секса, больше, чем телами, слившись единением наших потерявшихся душ. Он искал во мне тепла, доверчиво прижимаясь, и я готова была отдать ему все тепло своего сердца. В ту ночь я полюбила его так сильно, что за эту любовь можно смело идти в огонь.

Заснула я под утро, а когда проснулась, его уже не было. На подушке лежал листок бумаги, на котором было нацарапано: «Спасибо за эту ночь. Наверное, я тебя люблю. Вирг».

* * *

Появившийся в офисе Николай отвез меня на квартиру. Там я раскрыла коробку, и вздрогнула от отвращения, увидев привезенное мне платье. Но, конечно же, я твердо знала, что одену его на выставку. Я и одену, и сделаю для него все. Виргу Сафину нужно только сказать.

Я не случайно остановилась на описании этой выставки так подробно. Выставка Вирга Сафина стала переломным моментом. Уже тогда, одиноко слоняясь в абсолютно чужой и безразличной для меня толпе, я начала понимать очень многие вещи. Наверное, начало того, о чем Сафин хотел мне сказать.

Именно на этой выставке я поняла, что Вирг Сафин — гений. И это не громкие слова, это не пошлая бравурность вычурных слов. Я поняла, как сильно этот человек отличается от всех остальных, и даже испугалась немного, потому что сразу не знала, что мне с этим делать. Помню, как понимание гениальности Вирга Сафина напугало и ошарашило меня. Наверное, все удары бывают внезапны, особенно, когда меньше всего этого ждешь. Так произошло и со мной.

Я поняла, что столкнулась с чем-то очень для себя необычным, о чем никогда не знала и не понимала прежде. Настолько странным и неожиданно непонятным, как климат Марса, как древнекитайский язык или полузабытые письмена арамейского. Погубит это меня? Приведет к истине? Спасет?

Страх был плохим советчиком и ничего не мог подсказать. Кроме того, что самое странное поведение Вирга Сафина может являться самым нормальным и самым реальным, и что к поступкам его нельзя подходить с той точки зрения, с которой я подходила бы к любому другому мужчине. Он совершенно не такой, как я, как все эти люди на выставке. Он — ДРУГОЙ.

Я стояла перед женским черно-белым фотопортретом, снятым в дымчатой, рассеянной световой манере Сафина. Портрет был абсолютно живым — он дышал. Это было мгновение живой красоты, запечатленное на фотографической пленке. Минута вечности, протягивающая ко мне руки. И я стояла и смотрела, и все не могла отвести взгляд.

Это была не просто фотография женщины средних лет ослепительной красоты. Это было что-то уникальное, словно сама сущность жизни. Я не могла подобрать слов. Мне нравилось все: дымчатые тени, падающие на лицо модели, какая-то редкая зернистость, словно бугристость фотопленки, от чего казалось, что портрет снят на песке или в объектив камеры попал песок. Мне нравилось темное платье женщины, и яркий контраст, окружающий лицо: белоснежные волосы, вокруг которых словно обернута черная вуаль.

Я стояла и смотрела на портрет достаточно долго, когда меня вдруг осенило. Ну, точно стукнуло по голове!

Да я же знаю эту женщину! Это знаменитая актриса из плеяды звезд советского периода. Советские фильмы с ее участием очень популярны и сегодня, и любимы мной с детства. Как же я могла ее не узнать?

Ответ на этот вопрос был самый простой, и он меня поразил. Актриса эта была совсем некрасивой. У нее было не пропорциональное, своеобразное, порой даже отталкивающее лицо. Здесь же, с портрета, на меня смотрела абсолютная красавица, ну просто неземная красавица с гармоничным лицом, идеалом всех симметрий и пропорций! При этом было прекрасно видно, что она уже не молода — не выглядела молодой. Она выглядела красавицей в своем зрелом возрасте — возрасте ярких красок осени после пышного лета.

Как могло это произойти? Я спросила себя и тут же нашла ответ на вопрос. Эффект зернистости пленки, рассеянный колорит приглушенного освещения, преломление света или тени, искусственно созданное Виргом Сафиным, превратили уродливые черты лица, лишенного пропорций, в абсолютную гармонию.

Теперь я прекрасно поняла, почему люди сходят с ума из-за фотографий Сафина, и готовы платить портрет, сделанный им, сумасшедшие деньги. Конечно, если алюминиевый король увидит плоскогрудую блондинку Хелену с примитивным, словно придавленным, лицом таким вот божеством, это моментально изменит его отношение к ней. Возможно, он сразу предложит ей руку и сердце. Это как раз тот случай, когда одна фотография может изменить целую жизнь.

Но как это происходит? Как он это делает? Как вообще возможно такое сделать? Это — магия, волшебство, мистика? Так я поняла, что Вирг Сафин гений. И это даже испугало меня поначалу.

— Одна из лучших, — горячее дыхание обожгло кожу, и рядом со мной, так близко, появился Вирг Сафин собственной персоной.

— Одна из лучших моих работ, — сказал Вирг Сафин, — помнишь, какой уродиной она была в фильме про зимние каникулы? А про цирк? Я сотворил божество!

— Это просто невероятно… Все, абсолютно все — и одежда, и ее волосы, и этот черно-белый колорит.

— Я всегда снимаю черно-белые фотографии, если ты заметила. Именно такой подход может обнажить суть. А хочешь, открою секрет? — Сафин наклонился совсем близко, его горячее дыхание обжигало обнаженную кожу на моей шее.

— Конечно, хочу.

— Видишь черную вуаль вокруг головы за ее белыми волосами? На самом деле никакой вуали нет!

Я сначала не поняла, что он сказал. А когда до меня дошло, повернулась всем телом, и глазами изображая вопрос.

— Никакой вуали нет. Это отражение ее судьбы, — засмеялся Сафин, — черная судьба — отражение грехов. Много мужей, много убитых ради кинокарьеры детей. Черная судьба. Это напоминание из ада. Рожки вокруг головы, если хочешь! Сатанинские рога!