Книга Раны. Земля монстров - Нейтан Баллингруд

Дети молчат. Дядя Дигби продолжает рассказ.

Итак, наши обеспокоенные поведением людей друзья пробирались сквозь толпу. Они знали, что рано или поздно все люди достигнут своего истинного состояния и встретят долгую тьму земли, но увиденный краткий беспорядочный взрыв жизни породил в душе упырей восхищенный стыд.

– Отвратительно, – сказал Стабблгат. – Нам нельзя на такое смотреть. Это неприлично.

– Я в жизни не видел ничего удивительнее, – сказал юный мастер Уормкейк и с мужеством, которым всегда отличался, зашагал прямо в сердце ярмарки, размахивая руками и вскинув голову, будто самый маленький повелитель червей на свете.

Никто не станет вас винить, если вы подумаете, что кто-нибудь точно должен был заметить его и броситься наутек, или закричать от страха, или броситься за вилами и лопатами. Но людям свойственен самообман. Давайте будем честны, дети. Вы верите, что ваша недолгая любовь с солнцем – единственная и настоящая жизнь. Одна из вас, к примеру, и вовсе расстраивается, задумываясь о красоте мухи. Вы лелеете уютные иллюзии. В тот вечер люди видели в упырях жалких представителей своего вида. Болезненных детей, пораженных таинственным недугом, от которого синеет плоть и на кости натягивается кожа. Бедных созданий, которых можно жалеть и о которых можно переживать, даже если они вызывают легкое отвращение. Потому люди делали вид, что не замечают наших упырей. Они уводили своих чад на безопасное расстояние и продолжали веселье в стенах выстроенного невежества.

Мистер Уормкейк наклоняется ко мне и шепчет в ухо:

– Не совсем. Взрослые не обращали на нас внимания, это верно. Но человеческие дети знали, кто мы есть на самом деле. Они тыкали в нас пальцами и содрогались. Или плакали. Все это было так весело.

* * *

Я хотел на ярмарку. Именно это я силился сказать своим родителям, но так и не смог. Да, сам по себе призыв являлся ужасающим, но еще он был откровением, которого я все это время жаждал. Теперь я присоединился к Кристине Лоденер и плаксе Эдди Браху. В ту ночь сон приснился еще двум детям, а к концу недели нас стало четырнадцать. После этого сны прекратились, и все поняли, что выбрали нас. Только нас.

Мы стали избранными, объектом зависти и восхищения. Были и те, кто, подобно мне, не мог вынести зависти, и мы стали жертвами тех же издевательств, которым я ранее подвергал других. Но нас было много, и единство дарило утешение и защиту. Мы вместе обедали и гуляли на выходных. Разница в возрасте – самому младшему шесть, старшему двенадцать – была достаточно большой, и в обычных обстоятельствах мы бы ни за что не стали общаться. Червь все изменил.

Город гудел от разговоров. Не только о четырнадцати избранных детях, но и о ярмарке. За тридцать лет, прошедших с прибытия Уормкейка, Хобс Лэндинг не видел ничего подобного. А потому позволить Уормкейку возродить ярмарку казалось вполне уместным кощунством. На телефонных столбах, витринах магазинов и в библиотеках начали появляться листовки:

«Первая Ежегодная вечеринка Черепушек состоится на территории особняка Уормкейков в последние выходные сентября 1944 года. Ярмарку торжественно откроют Избранные Дети Хобс Лэндинга. Живой Труп приглашает всех вас принять участие в празднике жизни!»

Люди были заинтригованы. Раз мистер Уормкейк использовал свое прозвище, против которого прежде яростно возражал – он, поймите же, совсем не труп, – значить это могло одно: он протягивал жителям Хобс Лэндинга оливковую ветвь. Кто в таком случае откажется? Весь его клан не собирался никуда уезжать. Не разумнее ли попытаться установить дружественные отношения с самой известной семьей в городе?

Мои родители отчаялись. Прознав о моем желании, они строго запретили идти на ярмарку, несмотря на слезы в первый день после сна. Но меня это не беспокоило. Я знал, что Червь поможет мне. Я должен был присутствовать на ярмарке, и Червь сделает все, чтобы так и вышло.

Так оно и вышло. В день открытия Первой Ежегодной Ярмарки Черепушек я направился ко входной двери, ожидая сопротивления. Мои родители сидели в гостиной: мама с опущенной головой обнимала себя, а отец выглядел одновременно испуганным и разъяренным. Они видели, что я ухожу, но не сделали ни малейшего движения, чтобы помешать. Много лет спустя я узнал, что накануне того дня каждый из них получил сон от Червя. Не знаю, что они видели, но точно знаю, что с тех пор ни один родитель не пытался помешать своему избранному чаду.

Сейчас, конечно, такая мысль даже не приходит никому в голову.

– Будь осторожен, – сказала мама прежде, чем я закрыл за собой дверь.

С остальными мы договорились встретиться у аптеки. Как только все собрались, группой двинулись через центр города, мимо кучек любопытных соседей, вверх по дороге, ведущей к особняку у залива.

Солнце клонилось к закату.

* * *

– Сначала они прокатились на колесе обозрения, – сказал дядя Дигби. Из вагончика они рассматривали раскинувшуюся внизу ярмарку, Хобс Лэндинг и свое родное кладбище на холме. Вдали от города, у самого берега, стоял трехэтажный особняк, который, как считали люди, был давно заброшен и населен призраками. Даже взрослые упыри во время редких ночных вылазок не совались туда. Но то была лишь часть гобелена.

Ярмарка Холодной Воды являлась цветком света на темной земле и была гораздо больше, чем казалась на первый взгляд. Пока кабинка подплывала к пику в прохладе ночного воздуха, Уормкейк завороженно глядел на звезды, которые никогда не видел так близко. Он отыскивал созвездия, которым его учили – вот Салотопный Горшок, а там Заплесневелый Король, – и вытягивал руки над головой, водя по ним пальцами. Кабинка качнулась и поехала вниз, и ему показалось, что пальцы оставляют на небе огненные следы.

– Давайте больше никогда не вернемся домой, – сказал Уормкейк.

Если друзья и услышали его, то не подали виду.

Они не ведали, что прямо под холмом могил их родители вовсю готовились к Обряду Смерти. Заметил ли кто-нибудь пропажу детей? Кто-то ведь должен был. Но мог ли этот кто-то хоть что-то изменить?

* * *

Что же было дальше, дети? О чем вы на самом деле пришли послушать?

Казалось, он бросил зажженную спичку в бочку с петардами. Все дети взрываются разом:

– Шоу уродов!

– Палатка с уродцами!

– Шоу уродов! Шоу уродов!

Дядя Дигби поднимает металлические руки, и из голосового аппарата под куполом раздается смешок. Пузырьки начинают кружить вокруг безжизненной плавающей головы, и на мгновение мне кажется, что в этой невыразительной части его тела я могу распознать искреннюю радость.

Если несколько минут назад в комнате витало напряжение, теперь оно вмиг развеялось благодаря маниакальному волнению, пробудившемуся при упоминании уродцев. Вот про что дети больше всего хотят услышать.

Вот это да, какой сюрприз. А я-то думал, что вам интересно послушать про упырей. Может, вы хотите узнать имена всех взрослых? Или то, как они добывали пищу из гробов? Занимательнейший процесс, скажу я вам.