Книга Уникальный элемент - Юлия Сергачева

Девушка принялась отчаянно рваться, широко распахнув глаза, но не в силах уже кричать. Барон равнодушно оттолкнул жертву.

— Невелика потеря… Напоите и ее!

(Голоса шелестели сухо, мертво, как опавшая листва: «…она так кричала… мы заставили… мы гостеприимные хозяева… разве можно отпустить гостя, не напоив его водой?..»)

…Девушка билась в чужих руках, отворачивала искаженное горем лицо, когда какой-то доброхот стал лить ей в рот принесенную отраву. Барон уже потерял к происходящему интерес, слуга мог напоить бедняжку простой водой и вытолкать взашей, но не рискнул…

Никто не пришел ей на помощь.

В этой суматохе и не заметили, что старший из чужаков очнулся. Вода из источника не знала пощады, так что о жертвах вмиг забыли. Да то ли в жилах странника и впрямь текла кровь благородная, то ли сила его одолела власть источника.

Чужак оказался магом.

Его голос, уже не тот спокойный, исполненный достоинства, которым он разговаривал с бароном, а другой — тяжелый, жгущий, будто раскаленный металл, наполнил замковый двор до самого окаема, как чашу.

Он сразу унял суету, прижал к месту бегущих, закрыл рты говорливым и вынудил даже уходящего барона замереть на ступенях замка. Темный взгляд чужака давил, ставя на каждом из присутствующих клеймо, опускал в душу каменный якорь…

(В беззвучных голосах и сейчас слышался трепет:

«…он был ужасен в гневе… мы не знали, что он маг…»

«…он проклял нас…»

«…он сказал, что души наши гнилые… и что замку нашему гнить вместе с нами… и как камню из корней замка не сдвинуться с места, так и нам не покинуть его…»)

…Эта тяжелая лютая ненависть прокатилась даже через время. Брюс схватился за голову, опасаясь, что его собственный череп лопнет, не выдержав напряжения.

— О боги… — это уже не призрачный шепот лезет в уши, это Элия, бледная, как полотно, шевелит губами.

— Он проклял их всех. Из замка нельзя уйти тому, кто хоть раз в жизни принудил другого выполнить свою волю, — Брюс перекладывал на звуки смутный шорох, давился от спешности, пытаясь как можно быстрее избавиться от шелеста в ушах. — Из замка не может уйти тот, кто видел, как принуждают других, но ничего не сделал. Так что не осталось в замке никого, кого бы не тронуло проклятие, за исключением детей и животных…

Но тени все шептали, шептали неумолчно, торопясь насладиться вниманием. И голоса их текли уже прямо в сознание — едкие, кусачие, как щелок.

«…мы все… все здесь… все прокляты…»

— Да заткнитесь же! — Брюс сорвался с места, слепо метнулся к воротам, вцепился в решетку. Некогда деревянные, а сейчас взявшиеся каменной коркой брусья решетки стояли крепко, впившись зубами в пазы на брусчатке.

Сгоряча ударив разок-другой теплую от солнца, неподвижную решетку, Брюс отступился, тяжело дыша. Обернулся через плечо. Элия не двинулась с места, теребила косу, смотрела на него издали.

— Идем!

Помедлив, она покачала головой.

— С ума сошла?

— Проклятие еще действует?

— Конечно. Проклятия, наложенные сильными магами, да еще и в сердцах, прочнее ледников.

— Тогда мы не уйдем отсюда. Во всяком случае, я.

Брюс открыл было рот возразить — и осекся.

Пыльное копошение настойчивых теней в голове определенно затмило разум, и он не сразу сообразил, что девушка права. Любой, кто переступил порог зачарованного замка, попадает под его проклятие.

Внезапно вспомнилось, как их необъяснимо тянуло к этому месту.

— Вы заманили нас? — голос осип, но тем, кто его слышал, не важен был даже тон.

«…люди ходят редко по старой дороге… они боятся… они спешат мимо…»

«…нам нужна помощь…»

«…мы устали…»

Брюс обреченно побрел обратно. Тень его ластилась к ногам, будто опасаясь вытянуться чуть дальше, коснуться опасных родичей, что бесплотно вились вокруг.

Элия по-прежнему неподвижно стояла в лужице собственной короткой тени, как на островке, посреди залитого солнцем светлого двора.

— Знак на перекрестке — это манок, — сухо пояснил Брюс, задержавшись рядом с девушкой. — Им понадобилось много времени, чтобы приручить тамошний камень. Теперь взглянувший на него, и уж тем более коснувшийся, неминуемо придет к замку. К счастью, путники в этих местах редки.

Впрочем, не так редки, как хотелось бы. Те двое, что упокоились у дверей замка, носили вполне современную одежду. И судя по остаткам лохмотьев, при жизни были мужчиной и женщиной. Предпочли умереть вместе, но не уйти.

Что заставило их остаться? Неужто грехи?

— Кому-нибудь удалось выбраться из замка? — спросил Брюс вслух.

И поморщился, пережидая шквал эмоций в своей голове. Беззвучные голоса толклись и бились, как стайка легкокрылой, но мерзкой моли.

«…лошади, собаки, и даже крысы… но крысы вернулись…»

— Я про людей спрашивал.

«…дети! Дети ушли все…»

В интонациях призраков слышались и искреннее облегчение, и злая зависть.

«…кузнец ушел… и убогий побирушка, что забрел случаем…»

«…а сотника сразу за воротами скрючило…»

«…мой жених ушел. Даже не обернулся ни разу. Я слушала ветер. Он сказывал, что любимый мой умер через несколько дней…»

«…моя дочь… она жила там снаружи, когда ушла… но она стала другой…»

«…Он упал на мосту… А когда вынули его сердце — оно сделалось каменным…»

— Что? — Элия коснулась руки Брюса, заставив его вздрогнуть от неожиданности. Смотрела девушка с болезненной жадностью. — Что они говорят?

Конечно! Она же их не слышит…

— Некоторые пытались сбежать. Их сердца обращались в камень, и они погибали. Другие умирали, потому что слишком большая часть их истинной сущности оставалась в замке. Но были и те, кто покинул ловушку, навсегда изменившись.

— Это жестоко.

Брюс пожал плечами.

— Беспрепятственно ушли дети и животные.

— А мы?

— Ну… Раз мы не дети и не животные… Трудно найти взрослого человека, который в своей жизни ни разу не принудил другого выполнить свою волю. Проклятие слепо и необъективно. Оно может счесть и любящих родителей злыми тиранами.

Наверняка уже сочло.

«…сначала они возвращались…» — жаловались голоса наперебой.

«…приходили ежедневно, потом все реже… раз в сезон… раз в год…»

«…мы остались одни…»

«…навсегда…»

Элия, не спускавшая с Брюса завороженного взгляда, попятилась, наткнулась спиной на безразличное к происходящему изваяние вепре-тритона. Осела к подножию постамента. Зверь сверху пялился самодовольно. Из крошечных глаз исчезла злоба. Еще бы! Незваные гости стали своими…