Книга Доверяя до самого горизонта - Наталия Романова

Ёжкины, Ёжкины морковки…

Глава 9

Праздник для меня прошёл как в тумане. Что-то отмечала, разговаривала с гостями, фотографировала, впитывала впечатления, писала заметки, но спроси меня подробности – не отвечу.

Были аниматоры – три молоденькие девушки, честно отрабатывающие вознаграждение. Водили хороводы, устраивали конкурсы для детей и взрослых, приглашали на старты забегов собак, развлекали гостей на полную катушку. Когда девчонки убегали в домик для обогрева, на весь питомник лилась громкая, позитивная музыка, гости притопывали, а то и танцевали, не обращая внимания на мороз.

За воротами не только катали в собачьих упряжках. Недалеко остановились трое мужчин на снегоходах, и желающие, за небольшую мзду, могли хлебнуть адреналина или проехать рядом с упряжкой. С небольшой деревянной горки, как оказалось, сооружённой Киром, дядей Андреем и одним из владельцев коневодческого хозяйства, каталась малышня на ватрушках. Приветливый владелец небольшого кафе в соседнем доме бойко торговал шашлыками. В меню, помимо привычных щей и домашних котлет с картофелем, был мюн, по моему мнению, не сильно отличающийся от обычного куриного бульона, и потхы – блюдо, которое я не решилась попробовать.

Основных проблем для хозяина питомника было две. Первая – проконтролировать, чтобы посетители не кормили собак, что, положа руку на сердце, было практически невозможно. Попробуйте отказать Антипу, когда он умильно заглядывает в лицо и деликатно постукивает лапой по колену. Мол, как же так, неужели ты, такой добрый, мягкосердечный человек, откажешь отличному парню в блинчике? Побойтесь бога, человеки! Некоторые, особо талантливые хвостатые, достигали таких высот в попрошайничестве, что не выдерживал сам Кир и протягивал специально заготовленное лакомство, поощрительно поглаживая пушистые бока.

И вторая – проследить, чтобы никто из питомцев не рванул на вольные хлеба. Уж такие ребята – хаски, так и норовили улизнуть из отчего дома. Набегавшись, возвращались, только кому нужны переживания и ночные бдения на морозе в поисках питомца. Открытые же ворота и суета подстрекали псов на побег.

Моей же основной проблемой стало не попасться на глаза Кириллу. В суете, среди заразительной музыки, хороводов, гонок в упряжках и фотосессий, это было просто. Кажется, за целый день мы встретились взглядом всего три раза, в каждый из них я молилась живущей глубоко внутри меня блистательной Люблянской, чтобы не залиться румянцем и не отвести взгляда. Мне нечего было стесняться, и переживать тоже причины не находилось.

Если подумать, ничего особенного не произошло. Я подала пакет с лакомствами для собак Кириллу, он убрал его подальше от нахальных, вороватых морд, не выпускающих из вида дверь кладовой с сокровищами. Кир на минуточку переместил меня в пространстве, чтобы закрыть дверь, а я вовсе не испугалась, просто отошла подальше. В конце концов, мы даже не ходили на свидания, моё поведение оправдано обстоятельствами. Уважающая себя девушка поддаваться на близость постороннего соблазнительного мужского тела не должна! Я и не поддалась!

А белая майка и торчащие без бюстгальтера объёмы объясняются ещё проще. В тамбур я выскочила подышать воздухом – в Хакасии в это время года он особенно свеж и прекрасен. Глупости, конечно, но признаваться самой себе в причинах позорного бегства, значило одно – я зря ходила на аштанга-виньяса-йогу, пыталась прыгнуть с парашютом и зря решила, что блистательный бывший в прошлом.

Прямо здесь, сейчас, посредине праздника в питомнике северных ездовых собак, в далёкой, как Церера, Хакасии ледяной взгляд Вальдемара преследовал меня, на корню пресекая попытки сопротивления или недовольства.

Я не собиралась возвращаться жить в Россию. Мне нравилась солнечная Италия, уютная квартирка с видом на Тирренское море. Я обожала прогулки по Маратеи, манящую Сардинию, часами разглядывала нураги - огромные каменные жилища, остатки могущественной цивилизации нурагов. Планировала учиться в шумном Риме, отдыхать в Швейцарии.

Несмотря на происхождение, мне совершенно не хотелось становиться частью клана Люблянских. Я искренне любила их всех. Недосягаемую, безупречную маму – Артемиду Люблянскую. Сестёр, таких же безупречных и недосягаемых. Всегда занятого, не склонного к сантиментам, обладающего феноменальной памятью и талантом рассказчика отца. Но находиться с ними на одной территории после многих лет вольготной, самостоятельной жизни в Италии, пусть и под присмотром третьих лиц, меня не прельщало.

Артемида Люблянская вздыхала, соглашаясь с моим решением, втайне радуясь. Чем дальше её неказистое, неудавшееся дитя находилось от сверкающего бомонда – тем спокойней. Папа покладисто считал, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не курило. С моей-то астмой! Требуется чаду квартирка на берегу Тирренского моря и учёба в Риме – значит, будет ему вид на море и жильё в районе Трастевере в Риме.

Всё изменилось в один день, когда я узнала о болезни бабушки со стороны мамы. Прохорова Зинаида Николаевна – милейшая старушка, с оптимистичным взглядом на жизнь, учившая меня не унывать в любой ситуации. В свои восемьдесят лет она с живым интересом узнавала новое, будь то национальные блюда или исторические факты. Носила шляпки и яркие шейные платки. Напропалую флиртовала с мужчинами от восемнадцати до ста двух лет. Она была моим кумиром с того дня, когда я впервые попала в её мастерскую в театре кукол.

Бабушка Зина до последнего дня курила сигареты в длинном мундштуке и ярко красила губы. Каждый её приезд в Италию превращался в незабываемое приключение. Её приход в больницу, когда она навещала меня в детстве, всегда был праздником. А приглашение в гости в комнату в коммунальной квартире – сказкой. Куклы, каждая со своим характером, истории из театральной и закулисной жизни, которые я обожала слушать. Россыпи пуговиц, лоскутки ткани и запах краски. Всё это было миром Зинаиды Николаевны Прохоровой и частью моего мира.

Бабушка Зина не одобряла единственную дочерь Артемиду, считая, что та погубила талант в угоду золотому тельцу. Моего отца она недолюбливала, а его нелюбовь к искусству и прагматизм считала страшным недостатком. Всё это я узнала потом, в детстве же я искренне обожала свою бабушку, любила её. Радовалась каждой возможности общения и не представляла Землю без этого чудесного, солнечного, искрящегося хорошим настроением человека. Без её причудливых шляпок, платков, которые она расписывала в стиле батик, и характерных кукол, живущих с ней бок о бок, некоторые дольше пятидесяти лет.

Онкология не щадит никого. У бабушки Зины не было шанса. Несмотря на денежные вливания Люблянских, она сгорела быстро, не переставая поправлять замотанный на манер тридцатых годов двадцатого века платок на голове, не выпуская из пальцев мундштук.

Я прилетела сразу, как узнала. Бабушка Зина лежала в частном, благоустроенном хосписе, что жутко возмутило меня.

– Полно, Фая, – рассмеялась тогда бабушка. – Здесь у меня подруги, импозантный мужчина в соседней палате, правда, не ходячий, но это не такой и недостаток для интересного человека, – она благодушно махнула высохшей продолговатой музыкальной кистью. – Что мне делать в поместье Артемиды? Меня там убьёт атмосфера раньше, чем чёртов рак здесь.