Книга Закулисье Февраля. Масоны, заговорщики, революционеры - Константин Писаренко

Ключевая роль в «прозрении» московских промышленников принадлежала, безусловно, Григорию Александровичу Крестовникову (1855—1918), мужу Юлии Тимофеевны Морозовой, родной сестры С.Т. Морозова. В марте 1905 года он вместе с шурином собирался добиваться ограничения самодержавия в союзе с «питерцами», в июне примкнул к верноподданнической линии Найденова, 12 ноября того же года выступил наряду с П.П. Рябушинским, И.А. Морозовым, А.И. Коноваловым (лидерами радикальной «молодежи») учредителем Торгово-Промышленной партии, настроенной конституционно. Крестовников возглавил Московский биржевой комитет после смерти 8 декабря 1905-го Найденова. С Найденовым его связывали долгие годы работы в рамках этого комитета, и, судя по всему, не почтенный председатель, а фактический помощник Николая Александровича вел за собой московское купечество и весной, и летом, и осенью 1905 года. В Крестовникове оно видело продолжателя дела Саввы Морозова. Потому и верило ему, и шло за ним. Не Найденов, а Крестовников, хотя и не без влияния старшего товарища, в июне – июле дал Николаю II шанс образумиться. Когда же император не оправдал возложенных надежд, Григорий Александрович вернулся к прежней, морозовской схеме диалога с властью. С позиции силы.

Найденов, как и раньше, был против. Однако пожилого вожака уже мало кто слушал. Большинство предпринимательской Москвы вслед за вожаком предпочло воздействовать на упрямого государя способом на порядок эффективнее уговоров – всеобщей стачкой. Между тем Крестовников, в отличие от С.Т. Морозова, ни с Витте, ни с социал-демократами тесного общения не имел. В подробности плана, вынашиваемого погибшим родственником, едва ли посвящался, хотя, конечно, и Красина знавал, и с председателем Комитета министров виделся. Кстати, в памяти Витте Морозов и Крестовников остались неразлучной парой единомышленников. Тем не менее Григорий Александрович ведал не обо всех тайнах брата жены, что и понятно. Ведь иначе в Каннах могло случиться не «самоубийство» русского мецената, а несчастный случай с двумя фабрикантами из России…

В общем, Крестовников не мог замахнуться на то, что задумывал Савва Морозов. Перед ним стояла задача скромнее: вынудить царя учредить законодательную Думу. Посему координация с Витте предпринимаемых мер полностью отсутствовала. Московские купцы сосредоточились целиком на налаживании контактов с революционерами, авторитетными среди железнодорожников. И с большевиками, и с меньшевиками, и с эсерами, и с прочими агитаторами. Отъезд Красина существенно затруднил процесс. Потенциальные союзники в искренность «буржуев» не поверили. Им требовалось доказательство того, что сплоченность купцов – не пустой звук, что они умеют сообща драться до конца, до победы, и не бросят бастующих рабочих на полпути. Григорий Александрович Крестовников с товарищами таковое продемонстрировал.

В истории оно известно, как первый этап Всероссийской октябрьской стачки, охвативший десятки московских предприятий разных отраслей. Однако купечество общегородской протест не организовывало, а спровоцировало, невольно. В том размахе, которое движение приобрело, предпринимательская элита, в принципе, не нуждалась. Всеобщая стачка железнодорожников и служб связи – вот к чему она стремилась. Поголовная забастовка машинистов, ремонтников, телеграфистов и телефонистов Москвы автоматически влекла за собой паралич всей хозяйственной жизни страны. Старая столица – главный транспортный узел империи. Здесь сходились и отсюда расходились все главные дороги, все важнейшие линии технического сообщения. Надлежало всего лишь парализовать его и продержаться до тех пор, пока Николай II не осознает, что не репрессии или военная диктатура, а конституционная реформа – единственное средство разрешения политического кризиса.

Загвоздка с недоверием побудила предварить большую всеобщую забастовку малой. Акцию купеческой солидарности поручили провести одной из профессиональных корпораций. Выбор пал на печатников, с чем, кстати, согласились не все. Д.И. Филиппов, владелец хлебопекарен и знаменитой кондитерской на Тверской улице, полагал, что типографы должны разделить высокую честь с булочниками, и буквально силой заставил свой коллектив прекратить работу. Естественно, затея провалилась. Стачка пекарей, не всеобщая, конечно, продлилась три дня. 27 сентября выпечка свежего хлеба возобновилась повсеместно. К тому моменту всеобщая забастовка рабочих типографий отсчитывала пятые сутки.

Почин положила типография И.Д. Сытина, и не случайно. С лета на ней обсуждалась возможность улучшения условий труда. Хозяина убеждали сократить время работы до девяти часов, повысить зарплату, ввести пособия по болезни, инвалидности и беременности. 13 сентября администрация уведомила о частичном удовлетворении претензий. И что же? 19 сентября рабочие вдруг расширили перечень «пожеланий» до отмены сверхурочных и штрафов, введения оплачиваемых полностью отпусков – обычного ежегодного на две недели, по болезни на три месяца, и по беременности (до и после родов) на десять недель вместо шести, фигурировавших еще в августе. Ультиматум, априори невыполнимый, Сытин отклонил, и 20 сентября знаменитая типография встала. Стачка по той же схеме (предъявление неприемлемого списка, отказ дирекции, отключение всего оборудования) очень быстро распространилась на другие типо– и литографии. 22 сентября остановились крупнейшие из них, а с 23-го замерли все восемьдесят девять.

Подражателей у печатников почти не было. Слесари Миусского трамвайного парка, столяры мебельной фабрики Шмидта, табачники с «Дуката», литейщики «Гоппера и К˚» и механики с завода Густава Листа. Последние попробовали искусственно разогреть страсти, то есть скопом отправлялись к соседям и под угрозой рукоприкладства снимали с работы. Подобным манером число бастующих увеличилось ненамного… Впрочем, не это событие 26 сентября 1905 года достойно внимания, а волнения в мастерских Московско-Брестской железной дороги. Двухтысячный коллектив прекратил ремонт подвижного состава. 29 сентября коллег едва не поддержали мастерские Московско-Рижской ветки. Низовое звено железнодорожников явно рвалось в бой. Зато высшее в лице Всероссийского железнодорожного союза молчало. Потому стачку у «рижан» начальство успело предотвратить, а брестское депо быстро укротило, прибегнув к локауту.

Возглавлял ВЖС эсер И.И. Беднов, рабочий-телеграфист, «средний техник», как окрестили в народе революционеров-железнодорожников, в большинстве своем членов двух фракций РСДРП. Почему он от имени Бюро Союза позволил властям подавить революционный порыв в двух мастерских? Чтобы не повторить горький урок Иваново-Вознесенского Совета, проигравшего из-за нехватки денег. Простой одного московского узла стоил дорого. А если к москвичам присоединятся другие дороги? Кто оплатит дополнительные каникулы семисот тысячной армии машинистов, телеграфистов, ремонтников, путевых обходчиков и т.д.? Казна, управлявшая всеми важнейшими магистралями, не будет! Альтернативный источник – частный капитал, заинтересованный в забастовке. Но прежде надо удостовериться в его дееспособности. 26 сентября – четвертый день всеобщей стачки печатников, опекаемых московским купечеством, 29 сентября – седьмой. Срок слишком малый для окончательных выводов. Иное дело – две недели. Они истекали 6 октября. И вот любопытное совпадение. В течение 5—6 октября забастовку прекратили тридцать три из пятидесяти восьми типографий, до того не работавших (причем коллективы двадцати восьми вышли из нее, как по команде, сразу всей артелью).