Книга Красавица - Рене Ахдие

– Мне сказали, чтобы я не обращала внимания на очередь, – продолжила она, – и попросила вас проводить меня к Одетте.

Его взгляд смягчился.

– Прошу меня извинить. – В его глазах заплясали теплые огоньки. – Вам стоило с этого и начать, мадемуазель. – Он щелкнул пальцами в воздухе, и снующие вокруг официанты расступились, освобождая им путь.

– Je m’appelle[39] Кассамир, – представился он, поправляя свои золотые запонки, на которых изображалась та же геральдическая лилия в пасти льва. – Я несу ответственность за ресторан. Как другу мадемуазель Вальмонт вам всегда рады в «Жаке», и не сомневайтесь, мои сотрудники готовы оказать вам любую услугу. – Он повел их к изогнутой лестнице у задней стены.

– C’est un plaisir de vous recontrer[40], Кассамир, – ответила Селина с улыбкой.

– Рада знакомству с вами, мистер… Кассамир, – эхом отозвалась Пиппа, ее голос прозвучал тихо, как мышиный писк.

Ухмылка заиграла на губах Кассамира.

– Пожалуйста, зовите меня просто Кассамир, мадемуазель. Моя фамилия не имеет великого статуса, и я редко ее использую.

Селина хотела спросить, что Кассамир имеет в виду, однако передумала, когда взглянула через плечо. Увидев Пиппу, смело шагающую вперед, несмотря на все ее переживания сегодняшним вечером, Селина почувствовала себя виноватой. Вот, она снова ставит Пиппу в неудобное положение. Настоящая подруга спрашивала бы, все ли в порядке, почаще.

Втроем они поднялись по изогнутой лестнице, и тревога стала вдруг наполнять Селину, начиная с кончиков пальцев на ногах и дальше вверх по позвоночнику. Она чуть не оступилась, когда ступеньки начали сужаться на вершине.

Нехорошее предчувствие закралось ей в сердце, когда страх достиг горла. Это было странное ощущение, странная смесь эмоций. Насколько Селина могла вспомнить, ей всегда нравилось такое предвкушение опасности. Мальчишки, живущие на одной улице с ней, называли ее une petite sotte[41], когда она балансировала на перилах ограждения своего балкона на одной ноге.

– Ты маленькая дурочка, – кричали они снизу, чувствуя себя в безопасности и вправе быть важнее и умнее ее. – Veustu mourir, Marceline Rousseau[42]

Они не могли ошибаться еще больше. Конечно, тогда Селина не хотела умереть, не было у нее такого желания и сейчас. На самом-то деле ее желание было прямо противоположным. Ее просто всегда манило возбуждение, которое идет рука об руку с опасностью.

Шанс почувствовать себя по-настоящему живой.

Однако те маленькие тираны в своих поношенных шерстяных кепках не были и полностью не правы, называя ее дурочкой. Даже тогда она понимала, что привлекать опасность так прямолинейно и неоправданно – верх глупости. Жаждать опасности, как кусочка горячего шоколадного торта. Если мать-настоятельница была бы сейчас с ними, Селина знала, что та заставила бы их покинуть это заведение немедленно. Признаки опасности сновали повсюду, даже в зловещих изгибах кованого железа перил лестницы.

Селина увидела второй этаж, тусклый свет от множества газовых ламп придавал всему приглушенные оттенки. Воздух вокруг них тоже словно остыл. Охладел, точно они шагнули изо дня в ночь, пройдя лишь один пролет лестницы.

Они поднялись, и Кассамир продолжил идти непринужденной походкой. Здесь перила лестницы украшала блестящая латунь, и с каждой их стороны был выкован символ геральдической лилии в пасти ревущего льва.

Этот символ будто бы специально преследовал Селину весь сегодняшний день.

Или, быть может, безмолвно вел ее в это место.

Что-то затеплилось в ее груди. Невидимая сила, которая медленно разлилась по рукам и ногам. Пиппа рядом схватила Селину за руку, очевидно, испытывая то же самое беспокоящее ее ощущение. Это ощущение парило и в воздухе на пороге между светом и тьмой.

Кассамир повернулся к ним, его пронзительный взгляд, кажется, мог прожечь душу насквозь.

– Bienvenue a La Cour des Lions.

«Добро пожаловать в Львиные Чертоги».

Туссен[43]

Первое, на что Селина обратила внимание, это звуки. А точнее, их отсутствие.

Как только ее ноги ступили на пушистый ковер, расстеленный наверху перед лестницей, шум, доносящийся снизу, растворился. Точно его скрыло тяжелое одеяло, которое накинули на весь второй этаж, чтобы уберечься от лишних ушей.

Но такое ведь невозможно. Разве кто-то может устроить подобное?

Селина ждала, пока ее зрение медленно привыкнет к полумраку.

Тусклый свет озарял прямоугольное помещение, отражаясь на поверхностях деревянных столов. Вокруг столов стояли темные фигуры, одетые в шелка, в сверкающих драгоценностях, а хрустальные бокалы в их руках блестели при каждом движении. Едва уловимый бриз волновал воздух, разбавляя поднимающееся с первого этажа тепло. Пол и панели на стенах были выкрашены в бордовый цвет и отполированы так, что напоминали поверхности черных зеркал. Шелковые портьеры дорогого цвета индиго с золотыми кисточками обрамляли каждое окно. Высокий стул стоял в центре зала, словно трон, предназначенный для императрицы или древней богини.

То самое ощущение приглушенной реальности, когда зрение точно размывается по краям, окутывало пространство. Едва нарушали тишину лишь стук кубиков из слоновой кости по войлочному сукну и шелест глянцевых карт, когда их перемешивали и раздавали, а еще иногда слышались тихие радостные восклицания.

– Это… игорный дом, – сказала Пиппа, в ее голосе сочетались дискомфорт и восторг.

Селина кивнула.

Так и есть. Но не совсем.

Она не могла не обращать внимания на ощущение, что видит перед собой будто бы прекрасную маску. Какую-то искусную иллюзию. И что если она хорошенько встряхнет головой, то видение растворится и она наконец сможет рассмотреть правду. Это и были те самые Чертоги, о которых говорили две дамы на Джексон-сквер сегодня днем? Могли ли эти богатые люди в драгоценных украшениях быть виновны в том зверском преступлении?

На первый взгляд так не казалось.

Однако все знают, что первое впечатление обманчиво.

Каждый раз, когда Селина слышала упоминание об игорных домах, их описывали как рассадники беззакония. Влиятельные мужчины, попивающие крепкие напитки, проигрывая целые состояния за один бросок кубиков. Женщины легкого поведения с напудренными личиками, которые снуют вокруг, предлагая свои соблазнительные услуги. Оголенная кожа и разлитый алкоголь, пышный бархат и холодная слоновая кость. Роскошь на пике своей распущенности.