Книга Небо в алмазах - Анатолий Галкин

Это радовало, а все остальное пугало.

Вера говорила ему, что ее пытаются выдавить из арбатской квартиры. Надо бы узнать, кто будущий хозяин этой элитной жилплощади и предупредить его. Можно при встрече, а можно и анонимно…

* * *

Так получилось, что Ван Гольд не сразу приступил к обработке последней партии алмазов, привезенных Ольгой. Он начал работать только через неделю…

Это была третья встреча Пауля с Ольгой. Он распустил павлиний хвост, рассыпался в комплиментах, угощал устрицами и другой местной экзотикой. А она сияла и вообще имела вид абсолютно счастливой женщины.

Ван Гольд понимал, что радость в ее глазах не из-за него и не из-за устриц. Тут не обошлось без цепких рук Винсента. Но Ольга о нем не говорила, а Пауль делал вид, что ни о чем таком не знает.

На последних переговорах с Виктором ювелиру удалось убедить его не форсировать события и не расширять производство немедленно. Они договорились ежемесячно удваивать поставки. Если так, то к Рождеству Ольга привезла бы более трехсот камней.

Такого наплыва двадцатикаратных бриллиантов рынок не выдержит. Он задрожит, зашатается и через месяц рухнет.

Но время Пауль выиграл. Винсент должен спешить, но может не торопиться.

Ван Гольд открыл сейф и выложил перед Ольгой доллары. Десять тугих упаковок.

В ответ она игриво отвернулась, расстегнула джинсы и из каких-то потайных карманов извлекла два пакетика. В каждом по десять прозрачных фасолин. Таких же, как и раньше.

Обмен произошел! Ольга сгребла сто тысяч баксов в рюкзачок и поспешила к своим туристам, а Пауль смахнул алмазы в шкатулку. До лучших времен. Но времена пришли не просто худшие, а хуже некуда.

Через неделю, начав огранку первого камня, Ван Гольд занервничал. Он не хотел верить, но по преломлению света в первой грани стало ясно, что это не алмаз… Дальнейшие анализы подтвердили – все двадцать камней из горного хрусталя. И все изумительно, ювелирно обработаны под те искусственные алмазы.

Пауль встречал любые виды фальшивок. Но подделок под выращенные кристаллы не попадалось. Такого никому в голову не могло придти! Это нонсенс!

Дрожащими руками ювелир с трудом набрал на телефоне длинный номер:

– Винсент, у меня катастрофа. Последние двадцать камней оказались хрустальной фальшивкой. Не могу понять, что произошло и на каком этапе… Виктору я сообщу, а ты присмотри за Ольгой. Она может оказаться крайней, а жаль… Ты береги ее, Винсент.

* * *

Начало разговора не предвещало ничего хорошего. Уж слишком хорошо Малыш знал характер своего шефа. Если Чуркин в начале разговора улыбается, то в конце жди не просто разноса, а бури с громом и молниями.

Чуркин не сел в свое огромное кресло, а медленно ходил за ним вдоль стены. Пять шагов туда, пять обратно. Как крыса в клетке. Двигался он мягкими шагами, чуть согнувшись, держа короткие ручки перед собой.

– Я доволен, Малыш. Утром меня очень порадовал Аркадий. Принес все документы на квартиру и сказал, что там уже начали ремонт… Может Аркаша работать, если его припугнуть!

Малыш невнятно поддакнул, пожал плечами и добродушно улыбнулся. Жесты настолько неопределенные, что могли пониматься как угодно.

– Вот я и говорю, Малыш, что повезло вам с этой актрисой. Где она сейчас?

– Так она на кладбище! Убита кем-то. Потом похоронена.

– А у меня другие сведения. Доброжелатель сообщил, актриса жива, а там, в земле совсем другая… Это так!?

– Не может быть, Василий Иванович! Я, конечно, в лицо эту актрису не знал, но при убитой были документы на имя Веры Заботиной. А потом ее знакомые в морге опознали.

– Документы! Опознание! Я что, не знаю ваших ментовских штучек? Я не лох… Значит так, Малыш. Я уверен, что ты знаешь, где она. Сам завел дело в тупик. Теперь действуй.

– Как?

– Кардинально.

– Это как?

– Умерла, так умерла… Возьми у Брагина неучтенный ствол и действуй.

– Брагин не даст без вашей записки.

Чуркин, наконец, сел за стол, черканул на большом листе несколько слов и протянул его Малышу, бывшему оперу Петру Колпакову. Потом он как-то сразу уткнулся в бумаги, показывая, что аудиенция закончена.

Уже в дверях Петр услышал прощальный привет шефа:

– Неделю тебе даю, Малыш. Иначе придется другим разбираться. И с ней, и с тобой…

Перед тем, как взять у начальника охраны Брагина пистолет, Колпаков заскочил в бухгалтерию, потрепался с девочками и между делом ксерокопировал записку Чуркина. Никаких планов у него пока не было, но бумажка эта могла когда-нибудь пригодиться…

В отделе кадров сидел настоящий кадровик – шестидесятилетний сухарь в толстых очках.

Петр захлопнул за собой дверь и повернул ключ. Это озадачило кадровика, но не испугало.

– Что вы хотите, товарищ Колпаков?

– Хочу срочно уволиться.

– Пишите заявление. Я отнесу Чуркину и через две недели…

– Вы не поняли. Я срочно хочу.

– Без резолюции начальства не могу.

– Так есть у меня резолюция.

Петр неторопливо вытащил «Вальтер», только что полученный у Брагина. Осторожно передернул затвор и направил ствол на кадровика. Старик поправил очки, поглядел на черную дырочку в стволе и констатировал:

– Резолюция разборчивая… Что в трудовой книжке будем писать?

– Пиши – по собственному желанию. Так оно и есть… А Чуркину передай, что уволился, мол, Колпаков и просил его не беспокоить. Опасно для жизни!

Уходя, Петр выдернул телефонный провод и на всякий случай запер кабинет снаружи. Он понимал, что это лишнее. Кадровик был спокоен потому, что все делал по инструкции. А его неписаные правила гласили: если на тебя наставили «Вальтер», то надо выполнить все требования, проводить налетчика, выждать десять минут и только после этого поднимать шум.

… Через десять минут бывший опер, бывший охранник ювелирной фирмы господина Чуркина был уже в метро. А если ты смешался с подземной толпой, то ищи ветра в поле…

* * *

В городе никогда нет такой тишины. Даже глубокой ночью где-то вдали со скрипом тормозит запоздавший лихач, ухают двери лифта в соседнем подъезде, журчит вода в трубах. Все это и многое другое сливается в характерный городской звон, который после полуночи лишь притихает, но никогда не исчезает.

А в деревне Раково тишина обволакивала. В первые дни ушам чего-то не хватало. Казалось, что на них ватные подушки. Но потом приходила привычка, а за ней блаженство и радость от тишины…

До зимы было еще далеко, но вечерами стало прохладно и Вера стала вспоминать о любимых свитерах и куртке, оставленной в комнатке на Арбате.