Книга Сварог. Чужие паруса - Александр Бушков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Воздух прямо перед Сварогом распахнулся, раскрылся, кактрещина в орехе, и оттуда, из бездны, хлынул ослепительно черный свет,настолько черный, что Сварог непроизвольно зажмурился.
…И открыл глаза не сразу. Сначала прислушался. Человеческихголосов не услышал. Равно как и иных звуков, указывающих на чье-либоприсутствие: посвистывания там, посапывания, шевеления, скрипа стульев илишарканья подошв. Вместе с тем не наблюдалось и полного, тотального, в своейабсолютности завораживающего и пугающего беззвучия, как давеча в океанскойпучине. Эфир отнюдь не молчал. Откуда-то издали доносились то ли хлопки, то лишлепки, следовавшие друг за другом через равные и короткие промежутки. Словно сметодичностью робота выбивают белье… или… или забортная вода оглаживает корпусрассекающего ее судна. Из того же далека долетал ровный беспрестанный гул,напоминающий жужжание рассерженного жука. Намного ближе к Сварогу раздавалосьмерное (и мерностью своей несовместимое с человеческими действиями)поскрипывание. Причем поскрипывало, что называется, в разных местах: и над головой,и слева, и в ногах. Короче говоря, все вместе взятое наводило на мысль оплывущем корабле. Ну, слава Богу…
И еще в звуковую картину вкраплялся гораздо более близкий,чем шлепки и гул, шум. Что-то до боли знакомое… Льющаяся вода? Во всякомслучае, похоже. А это что? Показалось, или действительно что-то приглушеннозвякнуло и за этим последовало неразборчивое восклицание?..
К анализу ситуации подключилось обоняние. Пахло, надосказать, недурственно. Приятственно пахло, надо сказать. Над Сварогом плавали ароматыкрепкого мужского парфюма, свежего белья, слегка припахивало хорошим табаком… аеще ноздри щекотал тот трудно поддающийся описанию, но всегда безошибочноотличаемый от прочих запах моря.
Тело же чувствовало комфорт. Мягко снизу, удобно голове, доподбородка прикрывает нечто одеялоподобное. И еще тело ощущало едва заметное,ласковое покачивание.
Значит, все-таки корабль. Будем надеяться, тот самый.Впрочем, и «тот самый» может находиться в разных руках…
Кстати, о руках. Сварог легонько пошевелил конечностями. Нуда, свободен. Это отрадно, хотя тоже не повод прыгать от счастья: «Мы победили,мы победили!» Попутно Сварог сделал еще одно открытие, и оно… нет, не удивило,не озадачило… скажем так: самую малость смутило. Оказывается, он был гол, какАдам до сотворения Евы.
Вот теперь рекогносцировка посредством четырех из пятиорганов чувств завершена. Вывод – не отыскивалось причин, чтоб и дальшепритворяться колодой. Сварог поднял веки.
Сперва, как и ожидал, он увидел потолок: низкий,светло-серый, посередь которого на крюке болтался до омерзения знакомыйгидернийский фонарь. Разве что этот, в отличие от попадавшихся Сварогу ранее,был раза в два крупнее, горел ярче и помещен, навроде попугая, в клетку-жалюзи.Ну да, выключатели одноразовым светильникам не полагаются, фитильков, которыеможно прикрутить, чтоб не коптили, нет, значит, затемнение обеспечиваютметаллические створки.
Он резко сел – и, как выяснилось, сел на кровати, вбелоснежном ворохе постельного белья. Белья, следует признать, отменного качества.Прямо как в графской опочивальне фамильного манора. А на подушках с пижонскимразмахом вышит шелковыми нитками вензель – переплетение букв «К» и «Д». Ещеотметим, что кроватка явно чрезмерных для военно-флотских нужд размеров. Ужникак не матросский рундук, к радости моли и жучков-короедов набитый нехитрымскарбом, а полномасштабное, годное для нешуточных плотских утех ложе в стилекакого-нибудь сластолюбивого Людовика номер такого-то. Сварог резко свесилсявниз, заглянул под ложе. Злобные морские демоны, пиратствующие ниндзя ивсяческие гидернийские партизаны там не обнаружились. Под кроватью в ряд стоялаоставшаяся в наследство от прежнего владельца батарея пустых бутылок, «Надобудет распорядиться, чтоб убрали, а то позорит, понимаешь», – хмыкнул Свароги вновь сел.
От резкого движения помутилось в глазах и заныл ушибленный опалубу затылок. Сварог ощупал голову – внушительная шишка. И, как хор вдревнегреческой трагедии, нытье в затылке подхватили все наличествующиеболячки: ушибы, ссадины, царапины. Ну это ерунда. Это мы заклинаниямибыстренько подлатаем. Главное – живы. Главное – зеленый плевок задел толькокраем, как совершенно справедливо заметил некто из сна. Нет, блин, ну иприснится же такое… Или здесь сны тоже вещие? Очень, знаете ли, похоже. Воттолько вопрос: о чем они вещают?
Взглядом он пробежал по переборкам, как и в адмиральскомсалоне, обшитым лакированным коричневым деревом. С двух сторон смотрят друг надруга картины в толстых золоченых рамах: работа кисти местного Айвазовского,изобразившего трехмачтовую шхуну, которая средь бурных волн угодила в объятиягигантскому осьминогу и безысходно заваливалась набок, и портрет. А-а, знакомаяфизия! Довольно похоже намалевали, хотя мягкому подбородку, погрешив противистины, придали волевые очертания и переборщили с романтическим блеском очей.Правый нижний угол портрета пересекали строчки, утопающие в восклицательныхзнаках и оканчивающиеся разудалой хвостатой подписью. Не иначе дарственнаянадпись художника, осчастливленного заказом от его знаменитости шторм-капитанаКсэнга, командира одного из самых грозных кораблей Великой Гидернии.
Недалече от портрета прижата скобами к лакированной панеликакая-то неразумно длинная шпага в исцарапанных, древнего вида ножнах, под нейпристроен календарь… Хм, весьма любопытный, надо отметить, календарик. В том,какой сегодня на дворе день, помогают разобраться жирные черные крестики,которыми бывший обитатель этих хором зачеркивал прожитые дни… Прям каксолдат-срочник, изнывающий по дембелю. Так вот: перечеркнутые числа позавчеракак закончились. Новые цифры во главе с красной единицей (можно догадаться, чтодень высадки непременно станет воскресеньем) ждут своего часа в «подвале»длинного, как плавание через океан, листа. А между старыми и новыми числами, междузачеркнутыми и нетронутыми – в большом количестве заготовлены пустые клетки. Идве пустышки уже перечеркнуты – ага, следует так понимать, идет второй деньувлекательного плавания в нулевом году. Мы окунулись, согласно гидернийскомувремяисчислению, в безвременье, где нет ни дней недели, ни чисел месяца.Какой-то неправильный подход, дорогие товарищи, вы не находите? И нам придетсяждать нового временного цикла до тех пор, пока гидернийцы не соизволятвысадиться на Граматаре? А ежели мы несогласные?..
И еще один предмет удостоился быть вывешенным на стену:карта под стеклом. Старинная – если, конечно, не умелая подделка под старину.Бумага в трещинах и разрывах, с одного угла обгорелая. Нарисован на ней материкнезнакомых очертаний, а вокруг вовсю резвятся намалеванные звери самого что нина есть фантастического пошиба. Целый зоосад невиданных тварей. Иные тесносплетены, иные заслоняют друг дружку, рычат, грызутся, бодаются. Зверюшки всебольше незнакомые, разве что вон дракон или козел, правда, с заячьим хвостом, –а вот дальше пошла такая жуткая помесь всех со всеми, что невольнозакрадывается подозрение: уж не карта ли острова доктора Моро висит тут навидном месте? Ну а если серьезно… если серьезно, то наверняка неведомыйтопограф фантастическими гибридами аллегорически обозначал течения, ветра,впадины, мели, а также рельеф, ландшафты и прочее – похоже, по-другомуобозначать не обученный. М-да, чтоб прочесть такую карту, поди, мало бытьпросто топографом и в придачу зоологом – еще надо знать вивисекцию иразбираться в древней мифологии не пойми какой страны…