Книга Язык его пропавшей жены - Александр Трапезников

Некоторое время они шли молча.

— Так что же с вашей женой приключилось? — выбрав удобный момент, в который раз спросил Вадим.

После этого вопроса их спутник стал как-то зримо затухать — огонь в фальшфейере иссяк.

— Да, жена… — пробормотал он. — Это ведь тоже своеобразные поиски, вроде поисков Праязыка. Языка пропавшей жены. Помните, у Блока: «О Русь моя, жена моя!..» Тут нечто подобное. Русь без языка, жена тоже.

— Чего-то я совсем запутался, — признался Вадим. — Русь, жена, Праязык… Каша какая-то. Метафизическая. Так пропала ваша супруга на самом деле или все это… аллегория?

— Нет. Пропала. Вместе с языком, — как-то невнятно отозвался мужчина.

— Расскажите о ней поподробнее, — попросила Марина.

— Что ж сказать? Больше всего на свете, кроме меня, смею надеяться, Лена любила свою химию, кино и горы. Вот горы-то ее и погубили. Ну, и кино тоже, поскольку в 2002-м году она увязалась за съемочной группой Бодрова-младшего в Кармадонское ущелье в Северной Осетии. А так каждое лето ездила то на Урал, то на Памир, то еще куда. Сам-то я не ходок, оставался в Москве.

— Искали Праязык человечества, — съязвив, подсказал Вадим. — Конечно, где ж ему быть, как не в Южном Бутово или в Бирюлево? Оттуда все и зародилось, все слова матерные.

Велемир Радомирович юмор не оценил, ответил так:

— Здесь, в архивах да библиотеках и копался. А кроме того, многое почерпнул из бесед с академиками и профессорами Троицким, Тюриным, Чудиновым, Гриневичем и другими умами. Так вот. Потянулась она, значит, за киношниками, звонила мне радостная из гостиницы во Владикавказе, говорила, что завтра, двадцатого сентября, идет в горы. А на следующий день, в двадцать часов пятнадцать минут с вершины двинулся ледник «Колка» — двести лет не трогался с места, а тут — на тебе! Да еще со скоростью триста метров в минуту.

— Как «Феррари»», — добавила Марина. Гоночные машины она также уважала.

— И всех разом накрыло. Все ущелье. Льдом, камнями… Высотой в несколько сот метров. Подсчитали, что погибло сто двадцать семь человек, через два года откопали тела лишь семнадцати. Лены среди них не было.

— Значит, официально она считается пропавшей без вести? — уточнил Вадим.

— Официально они все считаются погребенными под ледником, — ответил Велемир Радомирович. — Свидетельство о смерти мне не выдали, только справку. Тело-то не нашли. Но забыть Лену я не могу.

— А зачем вам вообще надо разводиться? — задала очередной вопрос Марина. — Да еще задним числом. Уж коли вы ее так любите. Любили, — поправилась она.

— И буду любить, и помнить до конца жизни. Но это ненормальная ситуация. Любить мертвую все же лучше, чем пропавшую в неизвестности. И это не какая-нибудь моя прихоть, с разводом. Она, Лена, как бы это потолковее объяснить?.. Она меня «не отпускает». Все время рядом, будто наблюдает за мной, следит. Мне, видите ли, порою становится просто страшно. Боюсь даже, что сойду с ума.

«Уже сошел, и не только от поисков Праязыка»», — подумал Вадим, но вслух спросил:

— Как это — «не отпускает»?

Помолчав, словно собираясь с силами, соломенный вдовец продолжил, вновь разгораясь, как фальшфейер:

— Сначала это были всего лишь метафизические, мистические ощущения ее присутствия. Но вот неделю назад я поехал в городок Юрьевец, на Волге, на родину Андрея Тарковского. Один языковед, доктор наук, старенький, сказал мне, что там можно обнаружить некие древние артефакты, следы Праязыка. И дал рекомендации к человеку, старожилу Юрьевца, который мог мне помочь. Место там тихое, спокойное, самый большой разлив Волги. Да и мы с Леной в прошлом иногда ездили туда отдыхать. Нравилась церквушка на холме. Родник с какой-то чуть ли не живительной влагой. Словом, решил туда прокатиться. Совместить полезное с приятными воспоминаниями.

— Ну и? — подстегнул его Вадим, поскольку мужчина опять замолчал, погрузившись в себя, как в подводную лодку. Только глаза-перископы уставились вперед. Велемир Радомирович очнулся.

— Приехал я вечером. Пустых номеров в гостинице, как всегда, навалом. Она у них двухэтажная и единственная. А можно и удобный домик или квартирку снять при желании. Но у меня-то такого желания не было. Я вообще человек неприхотливый, ношу, что есть, ем, что дадут, и живу, где сон сморит. Где кровать да лампа. А сплю вообще мало, два-три часа в сутки.

— Это заметно, — сказала Марина. — Пуговицу бы вам пришить не мешало. Заняться, что ли?

— А сумеешь? — съехидничал Вадим. — Никогда не видел, чтобы ты что-то руками делала, дщерь бога Гламура.

— А ты — офисный планктон, белый воротничок, пасынок Креатива, — тотчас откликнулась она.

— Не бранитесь, дети мои, — развел их Велемир Радомирович. — Успеете еще. И жениться, и развестись и снова жениться. Как Элизабет Тейлор с Ричардом Бартоном, не один раз. Так вот. В гостинице, как обычно, горячей воды не было. Мало того, холодной тоже. Зато возле нее, даже в холле и на этажах, много местных детей-попрошаек.

— Это везде так, по всей России, — согласился Вадим.

— Можно подумать, что ты много по стране ездишь, — возразила Марина. — Да ты дальше Садового кольца носа не кажешь. С Николиной горы на Смоленскую и обратно, вот и весь твой маршрут.

— А ты? Давно ли в своем Олонце была? Как приехала в столицу три года назад, так из фитнес-клубов да фотосессий и не вылазишь. Тебе ли знать, чем живет провинция?

— Я-то хоть корнями к земле ближе, а ты — к асфальту!

— Иной асфальт чернозема стоит.

— Ах, так?

— Ричард, Лиз, хватит вам, — вновь остановил их «старший по званию». — Интересная у вас в скором времени семейная жизнь начнется. Не соскучитесь. Даже по-доброму завидую. У нас-то с Леной как-то все без особых ссор обходилось. Пресновато. Хотя конфликты случались. Ну, ладно, слушайте дальше. Тут-то самое главное и начинается.

— Наконец-то! — хмыкнул Вадим.

— Присядем? — предложил Велемир Радомирович, кивнув на уютную лавочку, спрятавшуюся среди кустарника на Цветном бульваре. Любопытно, что никто из них, ну, может быть, кроме одного, не задавался вопросом, куда и зачем они идут? Просто шли и шли, а теперь вот присели передохнуть. Чтобы продолжать слушать и говорить. А телохранитель устроился неподалеку.

— Итак, заселившись в гостиницу, я стал думать, как бы скоротать вечерок? Время было позднее, не до встреч с местным старожилом-артефактом, который наверняка спит лучшую часть светового дня. Отложил до утра. Честно говоря, я уже начинал слегка разочаровываться в своей поездке. Ну, какие следы Праязыка можно обнаружить в Юрьевце? Хотя как сказать… Как сказать, — повторил мужчина, задумавшись на короткое время. Потом увлеченно продолжил:

— Вот, скажем, еще в 1961 году в Трансильвании, на родине Дракулы, в маленьком румынском поселении Тэртерия археологи обнаружили сенсационную находку. Она поломала вековые устои в отношении Праязыка и имела поистине поворотное значение в лингвистике, в науке о языках. А случилось вот что. Археологи нашли три крохотные глиняные таблички с пиктографическими изображениями. И они оказались на тысячи лет древнее шумерских! А ведь многие ученые считали именно шумеров изобретателями всего на свете, в том числе и древнего первого языка. Оставалось только гадать: каким образом почти за семь тысяч лет, да еще далеко за пределами прославленных древневосточных цивилизаций, очутились вдруг древнейшие на сегодняшний день в истории человечества письмена, датируемые с помощью изотопных анализов четвертым тысячелетием до нашей эры? Ну-ка, кто из вас ответит?