Книга Серебряная кровь - Рейчел Хартман

Он был слишком проницателен. Как я любила эту черту.

Я быстрым шагом пересекла комнату и, с легкостью найдя на битком набитой полке тонкую книжицу, которую он мне подарил – «Любовь и работу» Понтеуса, – помахала ей.

– Это упрек? – спросил он и слегка подался вперед, внимательно глядя на меня. – Я знаю, какие строки ты сейчас процитируешь: «В правде нет боли, а во лжи нет утешения». С этим нельзя поспорить – кроме тех случаев, когда знаешь, что правда причинит боль человеку, которого любишь. И когда понимаешь, что этот человек и так уже страшно страдает: ее мать погибла, бабушка находится при смерти; она погрузилась в пучину руководства страной и войны, хотя еще совершенно к этому не готова.

Люсиан поднялся на ноги и продолжил взволнованным голосом:

– Серафина, я должен пройти этот путь с ней. Пусть я буду страдать, но я готов выдержать любую боль ради нее, пока буря не уляжется.

– Твои слова звучат очень благородно, – мой ответ прозвучал резче, чем мне хотелось.

Его плечи опустились.

– Я не пытаюсь казаться благородным. Я хочу проявить доброту.

Я подошла к нему. Теперь мы стояли лицом к лицу, и нас разделяло расстояние, не превышающее длины книги.

– Знаю, – тихонько произнесла я и легонько хлопнула его по груди томиком Понтеуса. – Наше время еще наступит.

Он грустно улыбнулся. Потом положил свои руки на мои – теперь мы сжимали книгу вместе.

– Я верю в это… всем своим существом, – произнес он, глядя мне в глаза, и поцеловал корешок книги, потому что поцеловать меня он не имел права.

Затем он отпустил мои руки (я не возражала – мне как раз пора было снова начать дышать) и снова стал что-то нащупывать в потайном кармане дублета.

– Вот последнее, что мне нужно тебе отдать, – сказал он, доставая еще один медальон – на сей раз золотой. – Это не тник, – торопливо добавил он и протянул его мне.

На медали виднелась искусная гравировка – изображение женщины, которая несла свою голову на подносе. Это была моя покровительница, святая Капити.

Так считали все, кто меня знал. Когда пришла пора узнать, какой святой будет оберегать меня, псалтырь открылся на имени еретички святой Йиртрудис. Сообразительный священник тут же заменил ее святой Капити. Я не возражала: у людей и так хватало причин меня бояться, не хватало еще оказаться связанной со святой Йиртрудис. Я так и не узнала, в чем заключалась ее ересь, но это слово стояло клеймом на всем, что было с ней связано. Ее святилища громили, а изображения уничтожали.

Я никому не рассказывала об этом, даже Киггзу.

– Пусть Небеса улыбаются тебе, пока ты будешь в пути, – говорил Киггз. – Я знаю, что ты не набожна. Это скорее для моего спокойствия, чем для твоего. Да и не в вере дело. Я просто хочу, чтобы ты помнила… – он сглотнул комок, и его горло дернулось. – Что бы ни произошло по дороге, дома тебя будут ждать друзья.

Слова застряли у меня в горле. Теперь у меня были друзья – больше, чем за всю мою прошлую жизнь. И я чувствовала себя здесь как дома. Почему же я по-прежнему жаждала отыскать всех итьясаари? Какую пустоту хотела заполнить? И удастся ли мне это хоть когда-нибудь?

Киггз направился к двери, и я двинулась за ним, безмолвная, словно тень. На мгновение он замер, положив руку на задвижку, взглянул на меня еще раз, а потом развернулся и ушел.

Я закрыла дверь за его спиной и медленно пошла в спальню: на кровати лежали стопки одежды, которую я намеревалась взять, и сумки, в которые она никак не вмещалась. Я поднесла томик Понтеуса к сердцу и прижала святой медальон к губам, а потом положила их на дно одной из сумок, накрыв своими холщовыми рубашками.

Я заберу дом с собой, отправляясь в этот большой мир, и отыщу других, чтобы разделить этот дом с ними.

4

Всю эпопею о том, как мы с дамой Окрой и Абдо путешествовали по проселочным дорогам Горедда, можно описать одним словом: мучение. Конечно, страшно обидно, что все эти две недели, наполненные грязью, сломанными колесами и ругательствами дамы Окры, так легко приводятся к одному знаменателю, но в нашем пантеоне не так-то много святых, именами которых можно браниться, да и в карете всего четыре колеса.

А вот грязь… она бесконечна.

Стоило нам оказаться в Нинисе, дороги стали лучше. Через четыре дня приятной езды мимо пастбищ, ветряных мельниц и полей, на которых уже начали пробиваться первые ростки пшеницы, возница дамы Окры в целости и сохранности доставил нас в столицу страны – город Сегош. Там у дамы Окры был свой дом – узкое здание, втиснувшееся между двумя такими же. За ним находился общий двор для карет, засыпанный гравием. Крышу покрывала ромбовидная плитка, а фасад – желтоватая штукатурка. Над окнами, закрытыми ставнями, изгибались арки из белого камня: они придавали дому удивленный вид, как будто тот не мог поверить, что мы добрались сюда, не убив друг друга.

Пока мы были в дороге, каждый вечер, остановившись на очередном постоялом дворе, я чистила, а потом смазывала маслом чешуйки на руке и талии, после чего отправлялась ухаживать за своим садом. Теперь я с особым вниманием подходила к трем итьясаари: Мерцающей Тени, Зяблику и Голубике. Они были из Ниниса, судя по их волосам – либо русым, либо рыжим – и бледным лицам, а также по паре слов, которые я слышала во время видений. Мерцающая Тень отшельницей жила в сосновом лесу, а Голубика, по всей видимости, рисовала фрески, что объясняло разноцветные круги, которые она оставляла на воде. А вот Зяблик наверняка жил в Сегоше: однажды я заглянула в его жизнь и увидела, как он, облаченный в костюм чумного доктора, торопливо идет мимо собора Санти-Вилибайо. Эти позолоченные купола были известны даже гореддийским школьникам.

В Южных землях жило еще два полудракона: Библиотекарь, который говорил на самсамийском и, судя по всему, был одним из графов высокогорья, и Малыш Том, скрывавшийся в какой-то горной пещере. Я никак не могла понять, где именно, но подозревала, что он гореддиец и живет где-то на границе со страной драконов. На его поиски я собиралась отправиться в последнюю очередь, по пути домой.

Дама Окра согласилась принять нинийских итьясаари в своем доме. Мы решили, что будем отправлять к ней найденных полудраконов, а она их приютит («потерплю их», – сказала она, а я сделала вид, что она просто перепутала два гореддийских слова). Затем она должна была сопроводить все троих в Горедд, а мы с Абдо – отправиться в Самсам.

Мы собирались добраться до самсамийского города Фнарка ко дню святого Абастера, еще до летнего солнцестояния. Там жил лишь один полудракон – лысый, похожий на летучую мышь мужчина, которого я звала Библиотекарем. Нам нельзя было терять время в Нинисе, потому что лучшей возможности, чем встретить его на ежегодном собрании графов высокогорья, могло и не представиться.

Стоило нам выйти из кареты у дома дамы Окры, и нас окружила толпа слуг. Они занесли мои вещи в комнату для гостей, находящуюся на третьем этаже и покрашенную в тошнотворный зеленый цвет, а затем (к моему огромному счастью) налили мне ванну. Когда я наконец снова почувствовала себя человеком – насколько это было возможно, учитывая тот факт, что мою руку и талию опоясывали серебристые чешуйки, – сразу отправилась на поиски дамы Окры. Она стояла на первом этаже и сердито смотрела на Абдо, который вскарабкался по перилам винтовой лестницы на самый верх, а потом с озорной улыбкой и криком: «Пол – это море, полное акул!» – соскользнул обратно.