Книга Седая весна - Эльмира Нетесова

— А как она взяла ребенка? Вы договорились с нею? Решили избавиться от дочки? Сама она не могла пойти на такое? — давил следователь. И Сергей рассказал все, как было.

— Козел! Мудило! Сколько мужиков без баб детей растят! И на ноги ставят. Не доверяют блядям. А ты что? Говно — не мужик!

— Оформил бы в дом малютки. Года на три. Иль с какой-нибудь путней бабкой договорился, иль с бабой. Платил бы. И вырастили ребенка, помогли б! Ведь ты, козел, такие бабки зашибаешь на работе, какие другим и не снились! А так обосрался!

— Брешет он все! Не сама она отмочила! Он надоумил! — не верили свидетели.

Вскоре Серегу с Наташкой и Тонькой отвезли в милицию. Там он пробыл целый месяц. А потом был суд. Тоньку приговорили к пяти годам лишения свободы, Серегу к двум условно, с лишением родительских прав. Наташку он больше не видел.

Когда вернулся домой, бабка уже забрала приданое Насти, а соседи, завидев его, чуть ли в лицо не плевали. С работы уволили. С ним никто не хотел общаться.

В маленьком городе все знают друг друга. От Сергея отвернулись даже алкаши и бомжи. Именно в то время он понял, что нет наказанья хуже презренья. Он остался совсем один. Подолгу не выходил из дома, научился разговаривать с самим собой. И, может, свихнулся б, если б не Султан. Пес заменил ему всех.

Серега стал продавать из дома все, что купил, живя с Настей. Как трудно приобреталась каждая вещь, как быстро их выносили из дома. Еще быстрее таяли деньги. Пустело жилье. Поначалу продал мебель, посуду, ковры и паласы. Последним вынесли из дома телевизор. Больше продавать стало нечего.

— Эх ты, Сережка! До чего скатился! Спишь без простыней и подушки, даже укрыться нечем! А как хорохорился!. Хвалился, будто только на тебе все держится — на хозяине! А случилась беда — и не устоял. В грязь скатился. Все растерял. И себя… Нет человека. А ведь мужчиной рожден. Живешь хуже Султана. У того в конуре порядка больше, хоть и пес! — внезапно привиделась Настя среди ночи.

Серега мигом вскочил с койки. Весь в поту, он дрожал осиновым листом. Огляделся. Никакой Насти нет. Лег. И только закрыл глаза, снова ее увидел:

— Не пугайся, дурак! Живых бояться надо, меня не стоит. Хоть и подлец ты, а жаль тебя! Послушай! Наташку нашу удочерили хорошие люди. Ты ее больше не увидишь. А на работу сходи. Там директор сменился, тебя возьмут. Вернись в люди, возьми себя в руки. Иначе конец тебе… Поганой смертью уведен будешь. Задохнешься в канализации, откуда по пьянке не выберешься. Может, оно и правильно так-то было б. Да ведь любила тебя, дурака. Оттого и теперь жаль, — растаяла в стене.

Серега едва дождался утра. Умывшись, побрившись, пошел на работу, сомневаясь в правдивости услышанного. Но чудо! Его взяли на прежнее место. Он сам себе дал слово завязать с пьянкой. Это было легко сделать. Жадность сидела в нем крепкими корнями. Он работал в две смены. За полтора года отвык от дела и поначалу валился с ног от усталости.

Серега возвращался домой затемно. Но, работая среди людей, он гак и оставался наедине с самим собой. Эту пустоту надо было заполнить хоть кем-нибудь. И мужик начал приводить домой проституток. С ними все просто проходило. Этих баб не интересовали его заботы и репутация. Они знали, что утром уйдут отсюда навсегда иль надолго. Создавать семью с Серегой не хотела ни одна. Он был таким, как многие. А и бабы, оказавшиеся на панели, разуверились во всех и не искали тепла семейного очага, где нужно было о ком-то заботиться. Остыла душа, и сердце разучилось любить и верить. Сколько их перебывало здесь, не помнил даже Сергей. Он уставал от купленных ласк и потливых тел, от грязи и равнодушия.

А тут еще эти соседские насмешки. Мол, был алкашом, стал кобелем. То из дома все пропил, теперь себя по ветру пустил. Хуже своего Султана, вовсе человека в себе потерял…

Серега, может, и не обратил бы внимания на пересуды, но самому надоело жить вот так — гостем в своем доме. Но, приведя домой Любку, ни на что серьезное не рассчитывал и не ожидал, будто она застрянет у него дольше, чем на одну ночь. Она же и не думала ложиться с Серегой в одну постель. Предпочла спать на полу. С ним говорила о чем угодно, но не о сексе.

— Дай рубашку в стирку. А то вовсе грязная, глянь, колом стоит, — подошла к Сереге.

— Колом стоит, говоришь, — хотел приобнять бабу, но та выскользнула. Отошла на пару шагов, ждала, когда Серега снимет рубашку.

«Тьфу, черт! Во, влип! Баба рядом, а сплю один. Да еще брезгует мной! И сюда теперь другую притащить неловко. Эта кочевряжится! Хотя знала, на что шла. Для чего мужики баб клеят, даже дуре понятно!» — злился человек, сдирая рубаху с плеч.

— Ты б хоть матрас себе купил бы. И простынь. Все спал бы лучше. Сколько маешься? Иль не надоело жить, как бомжу? — стирала Любка рубаху.

— Началось! Еще никем не стала, а уже пилит, — поморщился Сергей и ничего не ответил бабе. Та допоздна отмывала окна.

— Зачем они тебе сдались? Через грязные ни хрена не видно. Теперь занавески нужно покупать. Мне что, других забот нет? — ворчал Сергей.

— О доме всяк хозяин думать должен, — услышал в ответ тихое.

— А ты чего тут указываешь? Ты кто тут?

— Я — никто. Да только в грязный дом одни беды приходят. Не бывает в нем тепла. Оттого и ты сиротой живешь, что не только дом, а и сам зарос коростой.

— Я зарос? Какого черта тогда прикипелась тут? Кто здесь держит тебя на цепи? — глянул на бабу, багровея.

— А ты не тужься! Не ори на меня! Не испугаешь. Я тебе никто. Вон бабы на работе обещали подмочь, подыскать жилье. Пойду к каким-нибудь старикам. Стану ухаживать за ними. Заодно угол дадут. Бесплатный. И заживу спокойно. Коль орать станешь, уйду к Надьке, поживу у ней, пока подыщут мне.

Сергей сразу умолк. Понял, он для бабы не единственный свет в окне, и она ищет возможность уйти от него. Не хочет оставаться, не строит планов на будущее, а значит, не нужен ей. И обидно стало.

«Вот и эта уйдет. Насовсем. Опять приведу сучонок. Какой там рубаху постирать? Снова в грязи зарасту, как таракан. Нет, хватит с меня», — решил помириться с Любкой и, выйдя во двор, нарубил дров для печки, сыскав на чердаке несколько досок, быстро сбил топчан. Приволок его в дом. И, поставив к стене, сказал примирительно:

— Все ж не на полу. Спи покуда так, дальше что-нибудь придумаем.

— Зачем старался? Может, завтра уйду, подыщут девки жилье.

— Живи здесь. Чего по углам бегать? Обвыкайся. И я с тебя ничего не потребую, — угнул голову Серега, понимая, что одиночество заело его вконец.

Шли дни, недели. Мужик не сразу заметил тихие перемены в доме. Выбеленные потолки и стены, отмытые стол и стулья, обмазанная, побеленная печь, отмытая до блеска посуда, чистые полотенца, он постепенно привыкал к ним заново. Его каждый вечер ждал горячий ужин. Серега приметил, что даже Султан стал поправляться. И на его боках уже не висела клочьями шерсть. Он спал в чистой конуре. А приглядевшись, приметил, что и во дворе нет ни одной соринки.