Книга Муж объелся груш - Татьяна Веденская

– Вам надо ходить почаще, чтобы прийти в норму. Только следите, чтобы не было слишком больших нагрузок, – заботливо склонилась надо мной после занятия тренерша. Я сидела на степе и старалась отдышаться.

– Мне, наверное, что-то не подходит.

– Нет-нет, просто у вас плохая форма. Вам надо начать с уровня «beginner».

– Чего? – не поняла я.

– С начального уровня. Обратитесь к менеджеру на входе, она отметит занятия, которые вам подходят, – порекомендовала она.

Я же, старательно игнорируя взгляды окружающих меня спортивных гарпий, отползла в раздевалку и после этого если и доходила до клуба, то только в принудительном сопровождении Люськи. Правда, у нее на клубы, слава богу, времени не хватало. Так что, сидя дома, я постаралась позабыть про эту карту. Зачем, в самом деле, я буду ходить туда? Чтобы еще раз убедиться, какое я жалкое толстое недоразумение? А то я этого сама не знаю! Так что Нинка, как это ни обидно, была права. Зря папочка на меня деньги потратил. Лучше бы он что-то маме купил, честное слово. А я теперь живу с Вениамином, с Софьей, помогаю маме готовить, отчего моя фигура, как можно догадаться, только портится, убираюсь, хожу гулять, толкая перед собой коляску. Вот и вся моя жизнь, ее жалкий итог. Почему все так ужасно? Я всю жизнь вела себя хорошо, слушалась родителей, делала то, что мне говорят. Я училась там и так, где и как хотели родители, никому не перечила, любила свою родину, терпела сестру, обожала Дениса, старалась понравиться свекрови. Когда я работала, я не вызывала нареканий. Хорошая девочка, но почему тогда я теперь хожу по местному скверу, присматривая, как София лезет в каждую лужу, и чувствую, что я полное ничтожество? Почему я живу в комнате с Венькой? Ведь мне не нравится, что он вертится по ночам и его надо водить в туалет. Это не мой ребенок, у меня есть свой! Но я ничего не могу с этим сделать, я знаю прекрасно, что даже если бы я попыталась, Нина бы разбила мое восстание или посадила бы меня на кол. Я никогда и ни в чем в жизни не побеждала. Ни разу! Не было, как говорится, прецедента. Зато меня побеждали – и много раз. Интересно, что даже если я, к примеру, замечала на ладони ресничку и хотела, сдув ее, загадать какое-то желание, эта ресничка, уж не знаю почему, обязательно сдуваться отказывалась, прилипала как приклеенная. Никаких желаний, ничего не сбудется. А зачем тогда жить? Ради Сони только, потому что она-то хоть улыбается, когда меня видит, она-то хоть не считает, что у меня лишний вес, – ей все равно. Она перемазалась в грязи, насыпала в босоножки песок, но явно счастлива. Она подбежала ко мне, забралась на коленки и принялась обниматься, радостно рассказывая мне какие-то истории на своем языке. На нашем, на великом и могучем, она пока говорила только отдельные слова и некоторые целые предложения типа: «Кашу нет, кашу ни-изя».

– Почему же я такая идиотка?! – спросила я дочь, глядя в ее лучистые глазки. И вдруг необъяснимо-странное чувство охватило меня. Соня смотрела на меня в упор, улыбалась, а глаза ее были точь-в-точь как мои, такие же круглые, такие же светло-голубые, только с ресницами чуть длиннее. Наверняка я точно такими же глазами смотрела двадцать пять лет назад на собственную маму. Только глаза тогда у меня были счастливые.

– Мама, домой? – спросила обеспокоенная Соня. Дома она сидеть не любила, что и понятно, ибо там и сидеть-то особенно было негде. Наш дом – нагромождение мебели и людей – только и ждал сноса. Но с этим мы пролетали. Оставались с носом. Пока еще Москве наш район не был интересен настолько, чтобы дом снести. Говорили, что, может, и никогда этого не случится. Вот если бы на каком-нибудь «Соколе»!

– Давай зайдем в магазин, – предложила я.

Соня кивнула и с готовностью влезла в коляску. В магазине ей всегда покупали конфету, которую она долго выбирала из большой кучи в пластиковой банке. В магазине ее все знали. Магазин Соня очень одобряла. Мы покатили к нему мимо маленьких лавочек, мимо витрин ателье, металлоремонта, всякой мути, и из каждой витрины на меня смотрела усталая толстая женщина неопределенного возраста с потускневшими Сониными глазами.

– Неужели и ей этого не избежать? – испугалась вдруг я. – Такая скучная и тоскливая жизнь. Ведь есть же на свете другая судьба? Почему она достается кому-то? И почему не мне?

– Сонечка, ты опять к нам? – расползлась в улыбке продавщица. – Конфетку будешь?

– Кахетку – да, – радостно захлопала в ладоши дочь.

Я достала кошелек, оплатила батон хлеба, пачку сметаны и Сонькину радость. От мысли, что теперь, как ни крути, надо идти домой обедать, потому что настало время и нельзя же, в конце концов, торчать на улице вообще весь день. Ну и что, что выходной и все дома? Я любила своих папу и маму, я терпела Нину, и я очень устала от ее сына и мужа, но в целом я понимала, что дело вообще не в них. Не в том, что дом наш переполнен, не в котах, которых я не люблю. Не в лишнем весе. Я просто не хочу так дальше жить. Мне не нравится жить моей жизнью, мне не нравится быть мной. Я была бы очень рада стать кем-то другим, может быть, даже Юриком. Хотя это уж слишком и для меня. Быть женатым на моей сестрице – это карма еще потяжелей моей. Но я хотела бы быть… наверное, мужчиной. Быть большим и сильным, иметь деньги и власть. Принимать решения, стоять твердо на своих ногах. Я бы хотела чего-то большего, чем жить на папины деньги и в двадцать пять, почти в двадцать шесть лет все еще слушаться маму, во сколько приходить домой, как воспитывать дочь, с чем делать пирожки. Мне не нравилась моя жизнь, но что с этим делать? Хороший вопрос. Особенно если учесть, что ни разу в жизни я не принимала никаких решений, не считая разве что развода. Но тоже с трудом можно сказать, что это сделала я. Денис (мне и сейчас еще больно даже в мыслях произносить его имя) с самого начала принял это решение. Так или иначе он не собирался уже со мной жить. А мне потребовалось время, чтобы это понять. Никаких решений, ничего своего.

С этими веселыми мыслями я пришла домой, раздела Соньку, накормила ее, выполнила весь необходимый ритуал, убрала посуду, вымыла ее и расставила по местам. И, закрыв шкафчик, поняла, что если я сейчас, немедленно, что-то не изменю, если не в жизни, то хотя бы в самой себе, то можно дальше просто идти и прыгать из окна. Впрочем, из нашего окна прыгать бессмысленно, мы живем на втором этаже. Упадешь на кусты, к Нинкиной потехе. Да и, положа руку на сердце, прыгать я никуда и ни при каком раскладе не хотела.

– Может, сделать операцию по перемене пола? – вслух подумала я, вызвав этим общественный резонанс. И мама, и папа, сидящие тут же на кухне, встрепенулись, вынырнули из сериала и из-под газеты, вытаращились на меня.

– Ты о чем? С ума сошла? – первой отреагировала мама.

– Да нет, это я так. Слушай, мам, а если я захочу пойти на работу, ты меня отпустишь? Будешь с Соней сидеть?

– Работать? – удивился папа. – Зачем? Тебе чего-то не хватает?

– Вот именно, – кивнула я. – Мне чего-то не хватает.

– Чего же? – нахмурился он. – Денег вроде бы довольно.

– Не денег, – помотала головой я. – Мне, папа, жизни не хватает. Моей собственной жизни.