Книга Исток - Владимир Михайлович Соловьев

Инквизитор. Подумай: мундир, содержание, почести, адмиральская каюта на корабле… Свой флаг…

Хуана. Ваша милость, да к чему ему мундир, если он после обеда все равно будет вытирать руки о штаны? Какой он адмирал, ведь за ним надо приглядывать, как за ребенком.

Инквизитор. Ты надоела мне, девка.

Колумб. Но это и в самом деле несерьезно. Адмирал! Я и в матросы-то не гожусь. Чушь, да и только.

Инквизитор. Сколь горестно наблюдать, как низко падает добронравие! Брат секретарь, а не похож ли смех над ожидаемой милостью их величеств – не похож ли он, говорю я, на оскорбление величества?

Секретарь. То есть как две капли воды, ваше преподобие!

Инквизитор. Даже более, чем похож. Этот смех – он и есть оскорбление. Но мало того. Власть дана королям от бога. Всякое деяние их величеств совершается с соизволения господня. Иными словами, господь бог наш вершит дела руками королей. И тот, кто смеялся здесь, – не смеялся ли он над господом?

Секретарь. Святотатство!

Инквизитор. Слово сказано, брат секретарь! (Членам Святого братства) Ну, чего же вы ждете? Созрел виноград господень, пора срезать его!

Члены Братства вновь хватают Колумба.

Колумб (вырываясь). Да не было ничего такого! Ладно, пускай адмирал, если уж иначе нельзя. Пожалуйста! Мундир! Что хотите!

Инквизитор. С каким трудом постигают поэты истинную ценность явлений! Но пойдем дальше. Колон, вперед, правосудие не должно медлить! Скажи, может ли, по-твоему, король осыпать милостями человека, который – стыдно сказать – пишет стихи?

Колумб. Новое дело. Почему же? Многие порядочные люди пишут стихи.

Инквизитор. Они не адмиралы, Колон. А встречал ли ты хоть раз в жизни адмирала, что баловался бы стихами?

Колумб. Стихи – вовсе не баловство.

Инквизитор. Воспоминания для потомства – куда ни шло, но стихи… Итак, ты понял: отныне – никаких стихов!

Чернобородый. Чего тут раздумывать! Тебе дают корабль в обмен на стихи, которых ты даже и не написал еще, а ты кочевряжишься.

Погонщик. Могут ведь и запретить и ничего не дать. Считай, что ты не внакладе.

Хуана. Брось, Кристо, не соглашайся. Ты и со стихами приведешь их, куда надо.

Колумб. Да что ты, Хуана, мне и в голову не приходит. Вот ведь что придумали: бросить стихи. Бросьте-ка вы жечь людей! Можете?

Секретарь. Бунт! Наконец-то и бунт, ваше преподобие!

Инквизитор. Ты бунтовщик, Колон, явный бунтовщик. Ибо не является ли бунтом прямой и недвусмысленный отказ выполнить повеление их королевских величеств?

Чернобородый. Нет, без поживы они не уйдут. Вот ловцы, не чета рыбакам.

Колумб (сдаваясь). Погодите. Я согласен, на все согласен.

Инквизитор. В последний раз тебе удается спасти голову. Но ее величество вряд ли согласится доверить столь важное дело человеку, запятнавшему себя сожительством вне уз брака с девицей сомнительной репутации. А в то же время больше доверить дело некому. Так что выход один…

Колумб (собрав всю решимость). Ну, тут королева мне не указ. Сама-то она…

Чернобородый. Тс-с! Нашел, о чем грустить. Станешь адмиралом, загребешь золота – такие ли у тебя будут! Да я тебе хоть завтра приведу, каких ты и в глаза не видал!

Погонщик. А все же, что ни говори, девчонка она славная.

Инквизитор. Я не расслышал твоего согласия. Колон?

Колумб (мрачно). Ладно, снявши голову, по волосам не плачут.

Хуана. Кристо, послушай, это не шутки больше…

Инквизитор. Если ты, девка, страшишься одиночества, я велю отдать тебя солдатам.

Чернобородый. Беги, красотка, поживее да подальше!

Колумб. Ничего, Хуана, все образуется. Открою им новые земли и вернусь.

Хуана. Я буду ждать тебя, Кристо! (Убегает.)

Инквизитор. Вот видишь, Колон, как хорошо для тебя все обернулось. А ведь ты не любил и боялся нас, не так ли? Мы же оказались самыми лучшими твоими друзьями: все тут были готовы покинуть тебя – кроме нас.

Погонщик. Недаром говорится: защити меня, господи, от друзей…

Инквизитор. Ты много болтаешь, погонщик. И другие тоже. А слышали вы и того больше. Вряд ли вам так просто будет уйти отсюда. Разболтаете, и кто-нибудь – от чего упаси, господи, – нас опередит. А если надежды наши не оправдаются, заговорят о крушении высочайших намерений, что, безусловно, повредит престижу Испании – особенно среди ее врагов, ибо мнение друзей для нас не столь важно. Придется вам обождать в тюрьме, пока вернется экспедиция, и тогда…

Погонщик. А мои ослы?

Инквизитор. О них ты не соскучишься, их везде немало.

Чернобородый. Ваше преподобие, я опытный моряк и могу пригодиться в плавании. Со мной пойдут на риск настоящие просмоленные черти!

Монах. И без капеллана им никак не обойтись, ваше преподобие.

Инквизитор. Быть посему. А ты, однако, неблагодарен, Колон: мы так много для тебя сделали.

Колумб (без энтузиазма). Покорнейше благодарен.

Инквизитор. В таком случае – подать стаканы! И – да здравствует адмирал!

Все. Да здравствует адмирал!

Картина вторая

Часть палубы каравеллы по направлению от грот-мачты к корме; слева высокая надстройка адмиральской каюты, справа – люк, ведущий в трюм. В глубине сцены, за фальшбортом, простор океана. Чернобородый вглядывается в горизонт. Справа показывается монах.

Монах. Надеетесь увидеть новые земли, сеньор судоводитель? Сомневаюсь, чтобы это стало возможно так скоро. Мы еще столь недалеко от Испании, что здесь можно встретить корабли, но никак не безвестные острова.

Чернобородый. Как знать, может быть, именно корабли я и разыскиваю.

Монах. По поручению адмирала?

Чернобородый. Адмирал то ли марает бумагу, то ли тоскует. А что еще ему делать на судне? В жизни не встречал человека, менее способного усвоить морское дело.

Монах. Но адмиральский убор, надо признаться, ему к лицу.

Чернобородый. Я знаю людей, кому он пошел бы куда больше.

Монах. Понимаю. Что поделать, лишь он может привести нас к новым землям.

Чернобородый. Послушайте, святой отец, вы и в самом деле верите, что такие земли существуют?