Книга Великий перелом - Гарри Тертлдав

Он придал слову окончание женского рода, как это делал временами Ягер и как часто делал Георг Шульц (тут она задумалась — но только на мгновение, — что же могло случиться с Шульцем и Татьяной; вот уж кто стоил друг друга).

— Да, вы были правы, Иоганнес, — ответил другой немец. — Это только показывает, что никто не может ошибаться все время.

В ответ в темноте кто-то фыркнул.

«Гюнтер, Иоганнес…»

— Скажите, вы ведь из экипажа танка полковника Ягера, так ведь? — тихо спросила Людмила. — Он — он тоже здесь?

Она не изображала безразличия: они не могли не знать об ее отношении к Ягеру. Но тут она словно натолкнулась на невидимую стену.

— Нет, его здесь нет, — сказал один из них — ей показалось, Гюнтер.

Он отвечал ей едва ли не шепотом, словно желая, чтобы его слова не распространились дальше пределов, ограниченных размахом крыльев «шторха».

Холод пробежал по спине Людмилы.

— Скажите, — попросила она, — с ним беда? Он мертв? Это произошло до перемирия? Скажите мне!

— Он не мертв — пока, — ответил Гюнтер еще тише, чем прежде. — Он даже не пострадал. И это произошло не в бою с ящерами. Это случилось три дня назад.

— Что случилось? — спросила Людмила.

Гюнтер, словно ошалелый, молчал. Через мгновение, когда Людмила уже собиралась выхватить пистолет и выбить из Гюнтера ответ любой ценой, другой член экипажа по имени Иоганнес сказал:

— Фройляйн, его арестовало СС.

— Боже мой! — прошептала Людмила. — Почему? Что он сделал? Может, это из-за меня?

— Будь я проклят, если мы знаем, — ответил Иоганнес. — Эта мелкая хилая эсэсовская свинья явилась, направила на него пистолет и увела. Вонючий чернорубашечный ублюдок — не знаю, кем он себя считает — арестовал нашего лучшего командира!

Его сотоварищи хором забормотали ругательства в тот же адрес.

Один из них сказал:

— Пошли, ребята, нам ведь надо загрузить этот самолетик боеприпасами.

— Должно быть, это из-за меня, — сказала Людмила. Ее всегда беспокоило, не привяжется ли к ней НКВД из-за Ягера, а вместо этого его схватила его же служба безопасности. И это потрясло ее своей страшной несправедливостью. — И его никак нельзя освободить?

— У СС? — с крайним удивлением протянул тот, кто приглашал товарищей заняться погрузкой боеприпасов в «шторх».

Похоже, что нацисты наделили своих сторожевых псов такой же страшной, почти сверхъестественной силой, которую русские люди приписывали НКВД.

Но танкист по имени Гюнтер отозвался:

— Христос на кресте, а почему бы и нет? Думаете, Скорцени будет просто сидеть и разрешит, чтобы что-нибудь случилось с полковником Ягером, независимо от того, кто его схватил? Уверен, что нет. Он — эсэсовец, но все-таки настоящий солдат, а не сволочной дорожный полицейский в черной рубахе. Мы будем последним дерьмом, если не освободим нашего полковника, мы не заслуживаем быть танкистами. Пошли!

Эта идея захватила его.

Но тот осторожный снова спросил:

— Хорошо, мы освободим его. И что он будет делать потом?

Несколько секунд все молчали. Потом Иоганнес испустил звук, который можно было бы принять за приглушенный взрыв хохота. Он показал на «физлер».

— Мы вытащим его, сунем в самолет, и летчица улетит с ним отсюда хоть к чертям собачьим. Раз у СС есть к нему дело, вряд ли он захочет остаться здесь, это точно.

Танкисты столпились возле него, пожимая руку и хлопая по плечу. Людмила присоединилась к ним. Затем спросила:

— А вы при этом не подвергнетесь опасности?

— Подождите-ка, — сказал Иоганнес. Он отошел в сторону от «шторха» и громко объявил: — Летчик сказал, что в моторе неисправность. Мы пойдем искать механика.

И они ушли, растворившись в ночи.

Оставшись одна, Людмила подумала, не загрузить ли часть боеприпасов в «шторх» своими силами. Но потом передумала. Ведь ей могут понадобиться все запасы топлива, которые есть у легкой машины, и лишний вес на борту только уменьшит их.

Где-то в темноте пиликал сверчок. Ожидание затягивалось.

Рука сама потянулась к ручке «Токарева», висевшего на поясе. Если начнется перестрелка, она сразу же побежит в ту сторону. Но тишину ночи нарушали только насекомые.

Один из солдат, стоявший с фонарем для обозначения посадочной площадки, обратился к ней:

— Аллес гут, фройляйн?[29]

— Йа, — ответила она, — аллеc гут.[30]

Какая же она лгунья!

По земле затопали сапоги, быстро приближаясь… Людмила оцепенела. В этой пропитанной запахом трав ночи она видела только движущиеся силуэты. Она даже не могла сосчитать, сколько их, пока они не приблизились. Один, два, три, четыре… пять!

— Людмила!

Что это? Это он? Голос Ягера.

— Да! — по-русски ответила она, забыв о немецком.

Что-то блеснуло. Один из танкистов, сопровождавших Ягера, несколько раз воткнул в землю нож — наверное, чтобы очистить его, — и затем убрал в ножны. Когда он заговорил, оказалось, что это Гюнтер:

— Увозите отсюда полковника, летчица. Тех, кто нас видел, уже нету… — Он погладил ножны, в которых покоился его нож. — А все остальные здесь — из нашего полка. Нас никто не выдаст — ведь мы сделали то, что следовало, и все тут.

— Вы просто сумасшедшие, и все тут, — сказал Ягер с теплотой в голосе. Его подчиненные окружили его, пожимая руки и обнимая его с добрыми пожеланиями. Это могло бы показать Людмиле, какой он офицер, если бы она не составила бы себе представления раньше.

Она показала на темные очертания ящиков с патронами.

— Вам придется как-то избавиться от них, — напомнила она танкистам. — Ведь я их должна была увезти.

— Мы побеспокоимся об этом, летчица, — пообещал Гюнтер. — Обо всем позаботимся. Не беспокойтесь. Может, мы и преступники, но не совсем тупоголовые.

Остальные танкисты тихим гомоном подтвердили свое согласие.

Людмиле хотелось верить, что немецкая дотошность распространяется и на преступление. Она потянула Ягера за плечо, чтобы отделить от его товарищей, и показала на открытую дверцу кабины «физлера».

— Влезай и садись на заднее сиденье, туда, где пулемет.

— Лучше, если бы пользоваться им не потребовалось, — ответил он, взбираясь на крыло, чтобы войти в кабину.

Людмила последовала за ним. Она опустила дверь и захлопнула ее. Ткнула в кнопку стартера. Мотор заработал. Посмотрела, как разбегались солдаты, и порадовалась, что ей не пришлось никого просить крутнуть пропеллер.