Книга Слуги света, воины тьмы - Эрик Ниланд

— Наконец-то, — выдохнул Луи. — Как приятно вернуться.

Фиона со стоном освободила руку и одним движением рассекла цепь.

Луи посмотрел на нее, и его взгляд остановился на сапфире, который она сжимала в кулаке.

— Как вижу, никому из вас моя помощь не нужна.

— Нам ничего от тебя не нужно! — дерзко заявила Фиона.

— Это несправедливо, — возразил Элиот. — Он пытался заколоть Вельзевула, он рисковал жизнью, чтобы нас спасти.

— Да уж, рисковал, — буркнула Фиона.

— Нет-нет, — сказал Луи Элиоту. — Твоя сестра имеет полное право злиться — особенно на меня. Я подверг вас обоих величайшей опасности. Но поверь: выстоять против обоих семейств вы сумеете только под защитой вашего отца — отца, к которому вернулась его полная инфернальная сила.

Элиот с Фионой переглянулись. Значит, то, что они только что видели, было истинным обличьем Луи? Он выглядел так, как на гравюре в «Mythica Improbiba»?

Элиоту хотелось многое узнать от отца.

— Давай хотя бы выслушаем его, — шепнул он Фионе.

Фиона опустила руки.

— Оба семейства хотят вас использовать, — объяснил Луи. — Возможно, я единственный, кто желает вам добра… потому что я люблю вас.

Фиона презрительно скривилась.

Никто из родственников, кроме Си, никогда не говорил Элиоту и его сестре, что любит их. И когда эти слова произнес Луи, они прозвучали для Элиота словно сказанные на иностранном языке, он их почти понял, и все-таки не совсем.

— Пойдемте со мной. — Луи протянул руки к Фионе и Элиоту. — Не будет никаких правил. Вместе мы сильнее.

— Мы станем настоящей семьей? — спросила Фиона недоверчиво, но немного заинтригованно.

— Да, — пылко ответил Луи.

Элиот видел бурю эмоций в глазах сестры. Он тоже был смущен. Если за последние несколько дней он что-то и узнал о своих родственниках, так это то, что с ними нужно вести себя вдумчиво и осторожно. И ничто в итоге не оказывалось таким, каким представлялось на первый взгляд.

Но Луи был его отцом. И Элиот испытывал к нему другие чувства. Он верил ему… или, по крайней мере, хотел верить.

— Что ты думаешь? — спросил Элиот у Фионы.

— Я… я не знаю.

Луи стоял перед ними с протянутыми руками, его улыбка озаряла темноту.

Но вдруг его улыбка исчезла.

Он повернул голову и устремил взгляд за развалины, за горящие дома — на Мидуэй-авеню.

— Ну конечно, нашла время появиться, — пробормотал Луи. — Как это похоже на женщину, которая для всего выбирает самый неудобный момент.

Элиот и Фиона обернулись.

Из темноты появился прихрамывающий Роберт, которого поддерживала под руку… их бабушка.

Фионе хотелось броситься навстречу Роберту. Он был ранен. Но она сделала только один шаг и остановилась, почувствовав сопротивление воздуха между бабушкой и Луи. Они словно бы представляли собой северный и южный полюса магнита, равные по силе, но противоположные по направленности действия, и Фиона не знала, в какую сторону идти.

Элиот прикоснулся к ее руке.

— Подожди.

Видимо, он тоже почувствовал напряжение в воздухе.

Несмотря на то что бабушку окружали развалины, она выглядела как обычно. Шелковая рубашка цвета хаки, полинявшие джинсы и армейские ботинки. Си говорила Элиоту и Фионе, что бабушке шестьдесят лет, но сейчас, ночью, при свете фонарей, ее возраст определить было невозможно.

Фионе показалось, что бабушка стала выше ростом, когда она увидела останки Вельзевула, а потом взглянула на Луи. Ее стриженые седые волосы сверкали, словно нимб. Черты лица, выражавшие тихую ненависть, как будто высекли из мрамора.

— Найди для нас машину, — велела бабушка Роберту.

— Хорошо, мэм. — Роберт, прижав руку к животу, похромал прочь. Он бросил взгляд на Фиону и быстро кивнул — дескать, все будет хорошо. Однако было видно, что ему здорово не по себе.

— Ты красивее, чем мне помнилось, — сказал Луи.

— Отойдите подальше от этой мерзости, — велела бабушка Фионе и Элиоту. — Пока он не навредил вам.

Взгляд Фионы метался между бабушкой и Луи, которые явно узнали друг друга. Но Фиона чем дальше, тем больше убеждалась в том, что это не просто узнавание.

— Вы знакомы?

— Знакомы? — Губы Луи скривились в демонической усмешке. — Конечно. Вопрос в том, дети, известно ли вам, кто эта женщина?

— Это наша бабушка, — неуверенно проговорил Элиот.

Фиона сразу почувствовала, что ответ неправильный. Неужели им всю жизнь лгали?

— Кто ты такая? — шепотом спросила Фиона.

Бабушка хранила стоическое молчание.

— Что ж, позволь, я тебя представлю, — сказал Луи.

— Не смей, — выдохнула бабушка.

— Одри Пост, — продолжал Луи, игнорируя ее запрет. — Бледный Всадник; Та, Которая Рассекает Линии Жизни; старшая из парок — Атропос. Эту женщину я полюбил почти шестнадцать лет назад. Элиот, Фиона, позвольте представить вам вашу мать.

Последнее слово прозвучало в ушах Фионы набатом. Мать?

Бабушка… нет-нет… мать Фионы и Элиота устремила на Луи взгляд, полный гнева. Да, можно было не сомневаться: Луи только что выдал ее самую большую тайну.

Их самую большую тайну.

Фиона любила бабушку. Она ею восхищалась. Но то, что они сейчас узнали, это было больнее испытаний, мучительнее необходимости то и дело что-то резать, страшнее яда, которым были отравлены конфеты, тяжелее всего, что Фионе довелось пережить за последние несколько дней. Сколько раз девочка засыпала в слезах, мечтая о том, чтобы мама обняла ее и утешила? Она тосковала по матери всю жизнь, но оказывается, тосковать не стоило. Мать всегда была рядом с ней.

И лгала.

Фионе хотелось узнать больше, но что-то словно порвалось внутри ее, и она лишилась дара речи.

Элиот оказался сильнее. Он задал их общий вопрос.

— Почему?

— Дети, я велела вам отойти, — проговорила Одри ледяным тоном. — Отойдите, чтобы я могла уничтожить это чудовище.

— Нет, — тихо произнесла Фиона. — Мы не сойдем с этого места, пока ты не скажешь нам, зачем лгала нам. Ты нас не любила?

Одри сделала шаг назад — будто ей дали пощечину.

— Это непростой вопрос.

— Пожалуйста, Одри, — сказал Луи и сложил руки на груди. — Не стесняйся. Нам всем не терпится услышать, как ты объяснишь свой изысканный обман.

Одри овладела собой и, прищурившись, посмотрела на Луи.

— Это правда. Я ваша мать. Я поступила так, как вынуждена была поступать. И я бы ни за что ничего не стала менять… но, пожалуй, исправила бы одну ошибку. Теперь я не пощадила бы того, кто не заслуживает ни моей любви, ни милосердия.