Книга Тяжелые времена - Хиллари Клинтон

Упрочив свои позиции в военном отношении, мы продолжили наращивать давление на Иран в надежде добиться изменения его политики. Используя законодательную и исполнительную власть, администрация президента Обамы совместно с конгрессом разрабатывала все более жесткие санкции, которые основывались на резолюции Совета Безопасности, принятой летом 2010 года. Нашей целью было настолько увеличить финансовое давление на иранское руководство, в том числе за счет усиления контроля за множившимися военно-ориентированными коммерческими проектами, чтобы у него не осталось другого выбора, кроме как вернуться за стол переговоров с серьезными предложениями. Мы сделали все возможное, чтобы обеспечить контроль за иранской нефтяной промышленностью, иранскими банками и программами вооружения. Мы сделали все возможное, чтобы привлечь на свою сторону страховые компании, судовладельческие корпорации, поставщиков электроэнергии, финансовые институты и многие другие структуры — для того, чтобы лишить Иран возможности вести международную торговлю. Основной моей задачей было убедить главных потребителей иранской нефти диверсифицировать свои запасы и сократить объем закупок у Тегерана. Каждое такое соглашение, которое я заключала, ощутимо влияло на иранскую казну. Основной статьей дохода Ирана была продажа нефти. Он являлся третьим в мире экспортером сырой нефти, которая обеспечивала страну столь необходимой ей твердой валютой. С учетом этого обстоятельства мы сделали все, что могли, чтобы усложнить Ирану ведение бизнеса, прежде всего в сфере поставок нефти.

Европейцы выступали в этом плане нашими основными партнерами. Когда все двадцать семь членов Европейского союза согласились ввести полный бойкот иранской нефти, это было ощутимым ударом по экономике Ирана. Боб Эйнхорн, тот самый специалист, который явился автором первоначального плана 2009 года относительно тегеранского исследовательского реактора, и заместитель министра финансов Дэвид Коэн приступили к поиску наиболее действенных и эффективных способов применения наших новых санкций. «Замораживание» активов иранских банков не позволяло обеспечивать страхование иранских танкеров на международном рынке и лишало иранцев доступа к международным финансовым институтам. Это было наступлением по всем фронтам.

Новый законопроект, подписанный президентом Обамой в декабре 2011 года, предусматривал значительные регулярные сокращения потребления иранской нефти другими странами каждые шесть месяцев. В противном случае страны рисковали сами оказаться под угрозой применения санкций. Чтобы применить это на практике, я обратилась к нашему вновь созданному Бюро энергоресурсов, которое возглавил Карлос Паскуаль. Где бы Иран ни пытался продать свою нефть, мы всегда следовали за ним по пятам, предлагая альтернативных поставщиков и объясняя финансовые риски сделки с этой страной-изгоем. Основные потребители иранской нефти столкнулись с трудным выбором в связи с угрозой существенных экономических последствий. К счастью, многие в этой ситуации показали себя дальновидными руководителями, реализовав возможность диверсифицировать энергетические предпочтения своих стран.

Мы так же энергично работали с такими странами, как Ангола, Нигерия, Южный Судан и арабские государства Персидского залива, поощряя конкурентов Ирана добывать и продавать больше нефти, чтобы сохранить баланс на нефтяном рынке и не допустить ценовых скачков. Возрождение нефтяной отрасли Ирака, на протяжении длительного времени являвшееся у США приоритетом, оказалось нашим бесценным достижением. Однако наиболее значительные поставки нефти осуществлялись из наших запасов. Как только добыча нефти и газа в США резко возросла (благодаря новым технологиям и расширению разведки ресурсов), в нашей энергетике резко сократился объем импорта. Тем самым мы снизили давление на мировой рынок и облегчили процесс исключения Ирана из числа основных поставщиков нефти, так как другие страны теперь могли рассчитывать на поставки, которые более не требовались для обеспечения нужд США.

Крупнейшие потребители иранской нефти, которых труднее всего было убедить отказаться от его услуг, находились в Азии. Китай и Индия, в частности, весьма сильно зависели от иранской нефти для удовлетворения своих быстро растущих энергетических потребностей. Некоторые страны с хорошо развитой экономикой, такие как Южная Корея и Япония, также были тесно привязаны к импорту нефти. Япония столкнулась с дополнительными трудностями в связи с катастрофой на АЭС «Фукусима», которая привела к ограничениям на ядерную энергию в стране. Тем не менее японцы обязались существенно сократить потребление иранской нефти, что было мужественным обещанием в сложившихся для них обстоятельствах.

Индия же, напротив, изначально публично отказалась пойти навстречу просьбам западных стран и снизить свою зависимость от иранской нефти. В наших частных беседах индийские лидеры согласились с тем, что установление мира на Ближнем Востоке было важной задачей, и прекрасно понимали, что шесть миллионов индийцев, проживая и работая в зоне Персидского залива, были подвержены политической и экономической нестабильности региона. В то же время набиравшая темпы экономика Индии зависела от стабильных поставок энергии. Именно поэтому индийская сторона была обеспокоена тем, что ее потребности в энергии были столь велики и что у нее не было никакого реального способа удовлетворить их без иранской нефти. Кроме того, Индия не упомянула вторую причину своего отказа нам. Она возглавляла Движение неприсоединения во время холодной войны, по сей день ценила свою «стратегическую автономию» и не выносила, когда ей указывали, что ей делать. Чем активнее мы агитировали ее изменить свой курс, тем выше была вероятность того, что она будет стоять на своем.

В мае 2012 года я посетила Дели, чтобы осудить этот вопрос лично. Я утверждала, что сохранение единого международного фронта было лучшим способом убедить Иран вернуться за стол переговоров, достичь дипломатического решения в сложившейся тупиковой ситуации и избежать военного конфликта, который дестабилизирует регион. Я обозначила преимущества диверсифицированного энергообеспечения и рассказала о потенциальных альтернативах Ирану, доступных на нефтяном рынке. Я также заверила Дели в том, что если они предпримут конструктивные шаги, то мы хотели бы ясно дать понять, что это явилось их собственным решением, как бы они это ни подавали. Единственное, что нас интересовало, — это конечный результат, а не демонстрация нашего превосходства. Казалось, что наши слова нашли отклик. Когда я вместе с министром иностранных дел Соманахалли Маллайей Кришной вышла для обращения к прессе, нас, конечно же, спросили об Иране. Я предоставила Кришне возможность первым ответить на этот вопрос.

— Учитывая наш растущий спрос на энергоносители, попытки диверсифицировать источники импорта нефти и газа для достижения цели энергетической безопасности являются совершенно логичным и правильным решением, — сказал он. — Поскольку задан конкретный вопрос об Иране, то я заявляю, что он остается нашим важным поставщиком нефти, хотя теперь его доля в нашем импорте сократится, и это уже известно. В конечном счете это отражает те решения, которые приняты нефтеперерабатывающими структурами на основе коммерческих, финансовых и технических соображений.

Этого заявления мне было вполне достаточно. Я пообещала Кришне, что направлю Карлоса и его команду экспертов в Дели, чтобы способствовать принятию решений, «совершенно не отвечающих интересам Ирана».