Книга Бенкендорф. Сиятельный жандарм - Юрий Щеглов

И наконец Дубельт, в отличие от Мордвинова, понимал, что Россия волей-неволей участвует в каждой международной ситуации в Европе, что требует знания событий и фактов. Главным происшествием на тот переживаемый момент была Польша и все, что с ней связано. И Дубельт, профильтровавшись в туалетную, сразу взял быка за рога, показывая, что он и ночью не дремлет, а собирает, как пчелка мед, важную информацию.

— Ваше сиятельство, курьер явился из Брюсселя. Иоахим Лелевель действительно живет на постоялом дворе «Estaminet de Varsovie[77]». Несколько месяцев назад явился туда нищим с сумой на плечах. Из жалости патриоты поместили его в маленькой клетушке.

— И чем занят? — спросил Бенкендорф, проверяя, хорошо ли застегнут мундир, — после истории с Джиной у него закрепилась эта привычка. — На какие средства живет?

— На подаяния все тех же патриотов. После того как парижский префект его выслал, Лелевель отправился в Тур. Он увлекается нумизматикой. Местные любители, среди которых немало противников России, устроили в городскую библиотеку. Здесь пришла в голову мысль издать книгу о монетах, найденных в Тржебуни близ Полоцка. Мы не можем, естественно, позволить, чтобы подобная личность издавала книги и вела антирусскую пропаганду. Сейчас русское посольство добивается от правительства mandat d’expulsion[78]. Источник не подлежит сомнению. Сведения верные. Прислал ротмистр Стогов из Варшавы.

— Очень хорошо. Я доволен и от имени государя благодарю. Огорчает меня лишь противоречие с графом Виттом и его креатурой Каролиной Собанской. Государь считает ее шпионкой, проводящей польскую политику. Женщина она, конечно, красивая, ничего не скажешь. Но совершенно подлая и за деньги готова на любую пакость. Вообще семейство Ржевусских хоть и предано России, но скорее экономически, чем политически. Она писала о своей преданности России и возмущалась якобинцами. Врала про Витта всякое и превозносила собственные заслуги по агентурной работе в Варшаве и Дрездене. Ей там будто верили — полька! Светлейший князь Паскевич ставит Ржевусских в пример. Но если бы Сапеги, Потоцкие и Любомирские узнали, что о них пишет эта Собанская, то схватились бы за голову, и не исключено, что ее бы ожидала судьба истинной де ла Мотт. Кстати, Собанская дружила с графиней Гаше. Что за женщины! Как она сумела очаровать Пушкина и Мицкевича! Сих отменных знатоков дамских сердец. Братец мне неприятен. А сестра Эвелина Ганская, богачка, владеет обширными поместьями где-то в районе Бердичева. Превозносит государя и восклицает: «Без него куда мы бы зашли?» Нет у меня веры словам, произнесенным из-за экономической выгоды.

— Ваше сиятельство, на экономической выгоде мир держится. Куда от нее денешься? Вот князь Урусов подтвердит.

Урусов, дотоле молчавший, кивнул.

— Ты бы еще подтверждение взял у собственной жены, — засмеялся Бенкендорф. — Урусов известный богач. И не играет. А неиграющий князь прижимистей оборотистого купца.

Бенкендорф позвал Готфрида и велел закладывать лошадей.

— Приеду после обеда, Леонтий Васильевич. Ты будь на месте. А сейчас — извини: меня ждет государь! — И Бенкендорф, с облегчением вздохнув, покинул туалетную и, ускоряя шаг, вышел в вестибюль, ловко обогнул спешащего навстречу Ордынского: — Потом, дорогой мой, потом!

Спокойно себя почувствовал лишь в коляске.

— На Невский в Английский магазин и оттуда в Зимний, — распорядился он, думая, как повезло ему с Дубельтом, — есть на кого оставить учреждение.

Через несколько недель Бенкендорф с императором отправились в Австрию и Пруссию. Путешествие началось не очень удачно. Буря в первый день плавания вынудила возвратиться в Петербург. Более решили не рисковать и отправились в Вену сухим путем. За границей их ждало много приключений. Государь ехал почти инкогнито, пользуясь в отдельных случаях даже бумагами Бенкендорфа. Император Австрийский наградил Бенкендорфа высшим венгерским орденом Святого Стефана Большого креста, а прусский монарх орденом Черного Орла. Но самым главным было не это. Бенкендорф договорился с Меттернихом, что из России в Вену на стажировку и для изучения наиболее современных методов политического сыска приедут два жандармских офицера, один из которых потом останется при австрийской полиции для связи и выработки плана совместных действий.

Провокаторы

Мысль о том, что порядочные люди будут бояться тайную полицию и не пожелают с ней сотрудничать, а прохвосты и негодяи прекрасно уживутся, посетила Бенкендорфа давно — в парижские времена. Действительно, иметь сношения с III отделением мало охотников. Ну это половина беды. Самое страшное выдумочные дела, сфантазированные заговоры и ложные наветы. Наиболее яркий пример — Шервуд.

— Ваше превосходительство, — говорил он Бенкендорфу в присутствии Дубельта и Мордвинова, — тут штука очень тонкая. И способствует выявлению не только настроений, но и готовности к активным действиям, а это уже прямое дело правительства. Вообразите ситуацию — ничего нет, будто все покойно вокруг. Однако возникает человек, как deus machina[79], и предлагает двум-трем приятелям создать некое сообщество для улучшения жизни и борьбы с взяточничеством. Единое условие — соблюдать секрет и не обращаться к обер-полицеймейстеру. Предлагающий наш человек. И что оказывается? Сразу отыскиваются согласные, а между тем и статские и военные давали подписку. Вот и нарушение присяги! За сим — что следует? Да что угодно! Это метода-с освещения состояния нравов публики и ее отношения к властям. А для изобретения оного сообщества любые средства хороши. Для достоверности записочка из Сибири или какой личный разговор. Даже дамский привет сгодится!

— Это невозможно! — восклицал Бенкендорф. — И невероятно! Чтобы царский слуга, верный отечеству законопослушный подданный совращал других на преступление, а затем на них же и приносил донос? Да где подобное слыхано? Я десятки раз отмечал в резолюциях свое отношение к господам такого рода.

Дубельт и Мордвинов молчали и не поддерживали Шервуда, но по глазам Бенкендорф видел — не согласны! Или не полностью с ним согласны. Дубельт и Мордвинов знали, что обстоятельства требуют гибкости. А Шервуд прямо заявлял и устно и в прошении на имя государя, что Бенкендорф несведущ в нуждах тайной полиции, скупится в расходах и не поддерживает никаких многообещающих начинаний.

— Ты его, Леонтий Васильевич, предупреди, — сказал однажды Бенкендорф, — если он не прекратит свои гнусные маневры — я его засажу в крепость, и не на один день, а на годы. Отведает он у меня тюремной баланды!

Дубельт предпочел не вмешиваться, и Шервуд однажды загремел на гауптвахту, а затем и подальше — в Петропавловку. Борьба с ним продолжалась не одно десятилетие. В нее втянуто было много людей и ведомств. Жена Шервуда неоднократно жаловалась на супруга и открывала Дубельту финансовые махинации и фамилии агентов, занимавшихся провокацией и вымогавших деньги у правительства. Шервуд сумел обойти даже великого князя Михаила и на какое-то время был причислен к штабу гвардейского корпуса. Заведомый мошенник и лгун дурачил покровителей не год и не два и жил припеваючи. Если бы не страсть к картам, то и богатым бы остался.