Книга Том 8. Театральный роман - Михаил Афанасьевич Булгаков

над материалом для либретто «Петр Великий».

— Как бы уберечь мне эту тему? Чтобы не вышло, как с «Пугачевым». Несколько месяцев назад М. А. предложил Самосуду тему Пугачев — для либретто. Тот отвел. А потом оказалось — ее будет писать Дзержинский — очевидно, со своим братом-либреттистом» (С. 154).

В «Дневнике» отмечены и другие даты, когда Булгаков непосредственно работал над либретто, не только в Москве, но и в Житомире, где Булгаков отдыхал и работал летом 1937 года, в июле-августе. 21 августа М. А. Булгаков работает над «Петром».

22 августа Е. С. Булгакова записывает: «Зашла в дирекцию ГАБТ за М. А., слышала конец его разговора с Самосудом — что-то не вышло с “Поднятой целиной”. Трудно будет М. А. У Самосуда престранная манера работы, он делает все на ходу. Ничем не интересуется, кроме своих дел. Он обаятелен, но, конечно, предатель. Он явно не хочет пустить Асафьева на “Петра”. М. А. волнуется, считает, — что так поступить с Асафьевым нельзя — он переписывался с ним о “Петре”» (С. 163).

17 сентября 1937 года Е. С. Булгакова отвезла экземпляр либретто в Комитет по делам искусств, передала секретарю Керженцева.

22 сентября: «Биндлер позвонил из Большого, сказал, что есть письмо Керженцева о «Петре».

Поехали за письмом. Это записка с заголовком «О Петре», состоящая из 10 пунктов. Смысл этих пунктов тот, что либретто надо писать наново...» (С. 167).

Приводим эту «Записку» с некоторыми сокращениями как характерный документ времени:

«1. Нет народа (даже в Полтавской битве), надо дать 2–3 соответствующие фигуры (крестьянин, мастеровой, солдат и пр.) и массовые сцены.

2. Не видно, на кого опирался Петр (в частности — купечество), кто против него (часть бояр, церковь).

3. Роль сподвижников слаба (в частности, роль Меншикова).

4. Не показано, что новое государство создавалось на жестокой эксплуатации народа (надо вообще взять в основу формулировку тов. Сталина).

5. Многие картины как-то не закончены, нет в них драматического действия. Надо больше остроты, конфликтов, трагичности.

6. Конец чересчур идилличен — здесь тоже какая-то песнь угнетенного народа должна быть. Будущие государственные перевороты и междуцарствия надо также здесь больше выявить. (Дележ власти между правящими классами и группами.)

7. Неплохо было бы указать эпизодически роль иноземных держав (шпионаж, например, попытки использования Алексея).

8. Надо резче подчеркнуть, что Алексей и компания за старое (и за что именно).

9. Надо больше показать разносторонность работы Петра, его хозяйственную и другую цивилизаторскую работу...

10. Язык чересчур модернизирован — надо добавлять колориты эпохи... Это самое первое приближение к теме. Нужна еще очень большая работа» (ЦГАЛИ. Ф. 656. Оп. 5. Ед. хр. 9661. Цитирую по сборнику: Записки Отдела рукописей, вып. 49. М.: Книжная палата, 1990. С. 220. Публикация В. И. Лосева).

После этого удара положение Булгакову казалось безвыходным. 23 сентября Е. С. Булгакова записала: «Мучительные поиски выхода: письмо ли наверх? Бросить ли театр? Откорректировать роман и представить?

Ничего нельзя сделать. Безвыходное положение» (С. 167).

2 октября Булгаков писал Асафьеву: «Не писал Вам до сих пор по той простой причине, что до самого последнего времени не знал, что собственно будет с моим «Петром». А тут еще внезапно навалилась проходная срочная работа, которая съела у меня последние дни.

Начну с конца: «Петра» моего уже нету, то есть либретто-то лежит передо мною переписанное, но толку от этого, как говорится, чуть.

А теперь по порядку: закончив работу, я один экземпляр сдал в Большой, а другой послал Керженцеву для ускорения дела. Керженцев прислал мне критический разбор работы в десяти пунктах. О них можно сказать, — главным образом, — что они чрезвычайно трудны для выполнения и, во всяком случае, означают, что всю работу надо делать с самого начала заново, вновь с головою погружаясь в исторический материал.

Керженцев прямо пишет, что нужна еще очень большая работа и что сделанное мною это только «самое первое приближение к теме».

Теперь нахожусь на распутье. Переделывать ли, не переделывать ли, браться ли за что-нибудь другое или бросить все? Вероятно, необходимость заставит переделывать, но добьюсь ли я удачи, никак не ручаюсь.

Со многим, что говорил Пашаев, прочитавший либретто, я согласен. Есть недостатки чисто оперного порядка. Но, полагаю, выправимые. А вот все дело в керженцевских пунктах.

Теперь относительно композитора. Театр мне сказал, что я должен сдать либретто, а вопрос о выборе композитора — дело Комитета и театра. Со всею убедительностью, какая мне доступна, я сказал о том, насколько было бы желательно, чтобы оперу делали Вы. Это все, что я мог сделать. Но, конечно, этот вопрос будет решать Комитет.

Мне кажется, что если бы либретто было бы сделано и принято, Вам следовало бы самому сделать шаги в Комитете. И, конечно, если бы они дали хороший результат, я был бы искренне рад!» (Письма. С. 408).

16 октября 1937 года Е. С. Булгакова записала: «...Потом — долгий разговор с Керженцевым о «Петре», о «Минине». Смысл всего разговора, что все это надо переделывать...» (С. 172).

А через два месяца Керженцева сняли с работы. Какая уж тут доработка... И Булгаков отложил работу над либретто на неопределенное время, но так и не вернулся к тексту.

Вся беда была в том, что Керженцев не понимал специфику оперного либретто, предъявляя к нему такие претензии, какие можно было бы предъявить, допустим, к роману, драме или кинофильму. Ю. В. Бабичева в статье «М. Булгаков — либреттист в процессе становления литературного жанра» высказала немало интересных мыслей о специфике жанра либретто, которое до сих пор даже почтенные литературоведы считают «жанром-пасынком». «Не всякое явление действительности, — подчеркивала Ю. В. Бабичева, — может быть положено в основу оперного либретто. Музыка почти бессильна в изображении бытовой повседневности. Только мир сильных чувств, поднимающихся над уровнем обыденности, может стать содержанием оперного спектакля, а значит — его либретто. Драматическое действие здесь очень напряжено, но развитие его замедлено и схематизировано, напряжение же создается за счет психологического углубления ситуаций. «В опере цепь внешних событий всегда значительно скупее, ограниченнее в сравнении с литературной драмой», ее действие держится на переживании героев» (в кавычки взяты слова Б. Ярустовского из его монографии «Драматургия русской оперной классики». М., 1952. С. 80. — В. П.)

Диалог либретто тоже отличает его от других драматургических жанров. Он может быть написан и в стихах и в прозе, но в обоих случаях немногословен, лишен «блесток языка» (П. Чайковский), какими так богата словесная ткань других жанров драмы. Вместе