Книга Моногамист - Виктория Мальцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо.
— Слава Богу! — выдох облегчения, и по голосу слышу — её душат слёзы.
А я стою на обочине, не в силах сдвинуться. То, что только что произошло, несёт в себе смысл больший, чем вся моя прошедшая жизнь: мы связаны… Невидимой, неощутимой, неподвластной ничему и никому нитью… Мы принадлежим друг другу так же, как земля и небо, как инь и янь, как свет, вода и воздух являются основой жизни на нашей планете, мы с этим существом — основа жизни друг друга. Ясная, чёткая мысль вдруг появляется в моей голове: я не могу уйти, не имею права — она зависит от меня так же, как и я от неё, мы — одно целое. Чтобы ни случилось, ни произошло, мы — ОДНО…
Моя рука проворачивает ключ зажигания, я всё ещё медлю, но, незаметно для себя самого, толкаю руль влево — машина разворачивается, постепенно набирает скорость, но двигается теперь уже в обратном направлении — я еду домой, ведь дом, это не место, это человек…
Tony Anderson — Ember
Этот бесконечный дождь словно моет нас… Что-то смывает, усердно очищает… Мягко, неспешно, ненавязчиво помогает избавиться от тянущей душу тоски, боли, обид, непонимания…
Так тихо, и так спокойно… Прекрасное мгновение внутренней тишины — все голоса смолкли, терзания замерли, боли утихли…
Так хорошо… Я будто в первозданном вакууме, состоянии замедленного бытия, мир вокруг поразительно ничтожен, не важны ни его образы, ни звуки, ни ускользающее навсегда время…
В комнате уже почти темно. Обнаруживаю, что Леры больше нет рядом, но ощущаю её присутствие. Я чувствую её… Оборачиваюсь и нахожу спящей в приготовленной для меня постели…
И в это мгновение во мне просыпается жизнь, появляются первые ростки человеческих эмоций, они болезненны, но… среди них есть и потрясающе сладкие, влекущие, будоражащие моё сознание, манящие меня обратно, в то пространство, которое я называю своей жизнью… Внезапно понимаю, что хочу… снова хочу жить ради них, этих чувств, ожиданий, мечтаний и снов, хочу вновь и вновь просыпаться с мыслями о ней, хочу, чтоб сердце моё летело, спотыкаясь, навстречу её сердцу, хочу терять рассудок от страсти, тонуть в нежности, выпивать вновь и вновь этот странный, но такой сладкий коктейль одержимости женщиной…
Долго смотрю на неё, на ставшие родными черты лица… Я знаю каждый изгиб на её теле, каждую родинку, каждый штрих, запах кожи, волос, её желания, помню все её жесты, взгляды, тембр её голоса, когда злится, радуется, любит…
Эмоции вернулись… В глазах поплыло, но один рывок воли подавляет эту волну…
Она в постели, приготовленной для меня. Осталась. Не ушла. Зачем она здесь? Чтобы не оставлять одного или хочет моей близости?
Не важно. Она здесь — это главное.
Тихо, медленно, так осторожно, как только могу, ложусь рядом, но Лера, моя Лера, которая спит как младенец в спокойные свои дни, тут же просыпается и осторожно, так нежно, что я уже не в силах сдержать свою боль от осознания происходящего, трогает мою руку…
— Что у тебя там? — спрашивает.
Я не сразу понимаю, о чём она: мой мозг совершенно разучился думать в последние дни, только безучастно созерцать происходящее вокруг. Спустя небольшое время мне всё же удаётся сообразить, что она беспокоится о моих руках, вернее о том, что находится под бинтами…
А там страшное…
Там такой кошмар…
Она, наверное, видела… Господи, она же видела, Тони сказал: «твоя жена вытащила тебя»…
— Какой-то чёртов дренаж, — отвечаю, проглотив ком в горле.
Хорошо, что темно, и она не видит моей слабости, моих слёз — едва успеваю подумать, как вдруг нежное касание смахивает предательскую каплю на моём виске…
Такой до боли знакомый смысл в этом жесте… Материнский… Смысл безусловной, бесконечной любви, принятия каждого поступка, прощение всякой ошибки, насколько страшной бы она ни была… Ведь любовь матери ничто не способно убить, пока жива она сама!
Tony Morales — 10pm date
И снова я на ступень выше, снова ближе к свету, снова моя Лера тащит меня туда — на поверхность…
Забавно…
Тогда, в юности, в тот сумасшедший день, закончившийся для нас золотым волшебным утром, она тонула физически, и я тянул её на поверхность, толкал, что было сил, и ведь не бросил бы никогда, потому что знал, где то внутри, там, где, вероятнее всего, и живёт моя душа, знал, что она — то самое существо, без которого не будет никакого смысла ни во мне, ни в моём существовании, и который всю мою последующую жизнь станет спасать меня от бездны моих безумий.
Утром следующего дня мы отвозим детей в школы, и я чувствую, что должен попрощаться, но не могу, сил нет снова расстаться с ней, ведь теперь у меня нет ни права, ни возможности рассчитывать на простой выход самоубийства. Я уже понял, что обязан и буду жить ради детей, ради неё, буду присматривать за ней издалека, чтобы никто не обидел, ведь она же наверняка станет вскоре встречаться с каким-нибудь мужчиной и строить заново свою жизнь… Само собой пришло решение, что моим призванием теперь будет стремление оберегать её до самого конца жизни, просто быть в случае необходимости рядом.
Я жду, что она первой скажет, куда её отвезти и распрощается со мной, но слышу:
— Слушай, тут поблизости есть очень уютное маленькое кафе. Давай посидим?
Соглашаюсь. И вот мы располагаемся на каком-то возвышении, что-то вроде второго этажа и помоста, но прямо на улице, внизу снуют туда-сюда прохожие и автомобили.
Лера пьёт кофе и уплетает пирожное, но как-то нервно, совсем без удовольствия, словно обдумывая что-то, а я взглядом гипнотизирую свою порцию — аппетита ведь совсем нет.
Нервозность Валерии не даёт мне покоя, и я стремлюсь её успокоить, зная, что она переживает обо мне, о моих рецидивах желания расквитаться с жизнью:
— Со мной всё будет в порядке, я обещаю.
И тут она взрывается:
— Господи, Алекс, в каком порядке? Я не могу больше! Меня не хватит спасать тебя каждый раз, ты словно идёшь по тонкому лезвию, один неверный шаг — и тебя нет! Почему я живу последние годы в каком-то вечном надрыве? Что толкнуло тебя изрезать себе руки, твоя измена? Тысячи людей изменяют ежедневно, наверное, даже сотни тысяч, да кто его знает, может и миллионы и никто, никто не делает того, что делаешь ты! Как можно так легко лишать себя жизни? Что за невероятная беспечность, что за наплевательское отношение к людям, которые тебя любят, которым ты дорог? Что должна чувствовать я, по-твоему? А Габриель, которая любит тебя столько, сколько себя помнит? А твоя сестра? Ну ладно мы, женщины, — бесконечная вереница в твоей жизни, сегодня есть, завтра нет, один чёрт! Но дети! Как ты мог поступить так с ними? Ты хотел детей, и вот они у тебя есть, и ты обязан жить для них и ради них! Это не куклы, хочу играю, хочу нет! Они живы, и им нужно внимание, помощь, забота. Твои руки должны привести их в этот мир, ты должен дать ответы на все их вопросы: почему войны, зачем насилие, почему Вселенная бесконечна и что такое сама эта бесконечность, что такое Любовь, главное Любовь, ты обязан защищать их от всех возможных невзгод, помочь им решать проблемы, справляться с неприятностями, ты должен научить их всему! Что же ты взваливаешь всё это на женские плечи? Нам самим нужна защита и поддержка, нам нужно плечо, на которое можно опереться, нам нужны сильные руки, которые закроют от всех бед, но вместо помощи, ты сталкиваешь нас лбами, делаешь нам детей, а потом просто бросаешь, видите ли, в твоей душе что-то не срослось! Какого чёрта Алекс? Тебя когда-нибудь заботило то, что творится в моей душе или душе Габриель? Или сотен других, с кем ты просто переспал один раз? Ты даёшь каждой из нас надежду, а потом переступаешь и идёшь дальше! Как так можно, какой же ты после этого справедливый и добрый Алекс? Женщины для тебя — быстрый завтрак в одноразовой упаковке, а дети, твои собственные, между прочим — просто игрушки!
