Книга Сиротка. Слезы счастья - Мари-Бернадетт Дюпюи

– Куда-то ехать на автомобиле в такую погоду – не очень-то благоразумно.

– Да ладно тебе, Киона! Тут у нас все норовят ездить на своих машинах даже тогда, когда так много снега, как сегодня утром. Мукки сказал твоему отцу, что на колесах его автомобиля есть цепи.

Киона кивнула, села за стол и налила себе стакан воды. Радуясь тому, что ей наконец-то есть с кем поговорить, Мирей с довольным видом добавила:

– Лично у меня на душе теплеет, когда наступает пора отпусков и каникул и дом наполняется людьми. Наша Мимин правильно поступила, что осталась в Робервале после своего концерта в Пуэнт-Блё. Констан, поскольку его мама дома, стал ходить в школу без лишних капризов. Я очень рада тому, что Мимин, похоже, уже не так горюет из-за Шарлотты, как раньше.

– Как сказал Тошан, жизнь должна продолжаться, – с рассеянным видом пробормотала Киона, думая о чем-то своем. – Насчет моей сестры ты права. Я тоже вчера с радостью пообщалась с ней вечером, после занятий в школе… Мирей, хочешь пойти вместе со мной и детьми сегодня во второй половине дня в кинотеатр? Ты уже давно никуда не ходишь. Там будут показывать мультфильм про Пиноккио – деревянную куклу, которая хотела стать настоящим маленьким мальчиком.

Мирей подняла руки к потолку и, выпучив глаза, обвела взглядом кухню.

– Иисусе милосердный, у меня нет времени на то, чтобы развлекаться в такой день. Нас будет много: мадам, месье, Мимин, близняшки, Мадлен, Мукки, Луи, ты, я, Тошан и Людвиг. Двенадцать человек за столом! Дети тоже будут есть, пусть даже мы и посадим их за маленьким столиком возле елки. Кроме того, я должна приготовить еду в соответствии с тем меню, которое мне дала мадам. Копченый лосось, спаржа с яйцами, сваренными вкрутую, в качестве первого блюда, два больших круглых пирога с курятиной, свининой и морковкой, нарезанными на маленькие кусочки. И еще три вида десерта – не меньше! Господи, как же мне приходится мучиться!

– Притворщица! Ты ведь в действительности рада тому, что готовишь для нас пир, – возразила Киона. – Надеюсь, что Тошан и Людвиг не опоздают. Адель ждет своего отца со вчерашнего вечера. Она только о нем и думает. Я свожу ее в кинотеатр, чтобы время тянулось для нее не так медленно.

– Бедная малышка! Томас тоже скучает по своему папе. Представляешь, на следующий день после Рождества они сядут все трое на поезд и уедут – уедут навсегда! Больше мы их уже никогда не увидим.

– Я знаю. Нужно будет воспользоваться сегодняшним вечером и завтрашним днем для того, чтобы побольше пообщаться с ними, – сказала Киона так, как будто пыталась убедить в этом саму себя.

– Ты, похоже, очень загрустила.

– Нет. Просто мне будет тяжело расставаться с этими малышами. Я за них не беспокоюсь: я знаю, что им там будет хорошо. Их бабушка и дедушка живут в большом доме на краю поселка, расположенного на краю лесного массива Шварцвальд. Шарлотта прекрасно описала те места в одном из своих первых писем. Ей там, похоже, нравилось. Она упоминала искусно украшенные балконы и сад с цветами. А еще она писала, что ее свекровь относится к ней очень хорошо. Тем не менее я предпочла бы, чтобы они остались здесь, с нами.

Произнеся эти слова, Киона встала и направилась в гостиную. Там она подошла к большой ели, украшенной сверкающими игрушками. От этой ели, срубленной два дня назад Мукки, исходил приятный хвойный запах. Золотистая звезда, установленная на верхушке ели, касалась потолка. От этой звезды, сделанной из картона, спускались сверкающие золотистые и серебристые гирлянды. Лора разыскала в Квебеке, куда она ездила за Лоранс и Мари-Нуттой, новые блестящие стеклянные шары для украшения рождественской елки, у которых возле точки их крепления имелся полукруг в виде мелкой белой крошки, имитирующей иней.

Опустившись возле ели на колени, Киона стала разглядывать темно-зеленые с синеватым отливом ветки. Ей вспомнились события, происшедшие в 1939 году за несколько дней до Рождества. Шарлотта и Симон принесли ей малюсенькую елочку в дом на улице Сен-Анн, в который Эрмин поселила тогда ее с Талой. «Мы эту елку украсили. На ней даже была гирлянда со светящимися фонариками. Вечером я положила свой матрас под елкой. Мне захотелось почитать книгу при мягком свете этих фонариков и затем заснуть».

Ее сердце сжалось. Перед ее мысленным взором предстал облик Шарлотты – такой, каким он был в ту эпоху: очаровательная, подвижная и веселая девушка, по уши влюбленная в красавца Симона Маруа.

«Она покинула этот мир, и я вот теперь жду того, за кого она вышла замуж и кого она обожала. Я жду его так же нетерпеливо, как ждет его Адель. Когда я шла совсем недавно по улице, я вздрагивала при малейшем звуке мотора, моля Бога, чтобы это был грузовик Тошана».

Жестом, ставшим для нее привычным, она прикоснулась к своим волосам. За прошедшие шесть месяцев они отросли уже настолько, что полностью скрывали сзади ее шею. Эти мягкие и немного вьющиеся золотистые волосы Жослин называл «рыжеватыми».

«Я снова увижу Людвига, но затем уедет далеко, очень далеко от меня – по другую сторону океана. А где он сейчас? Наверняка уже едет в автомобиле: сидит в кабине рядом с Тошаном. Они курят и о чем-то разговаривают. Я это всего лишь предполагаю, потому что не вижу мысленным взором их, не вижу мысленным взором его. Интересно, почему?»

Она прикоснулась пальцами к ожерелью из ракушек – самому последнему из ожерелий, которые ей когда-либо дарил ее прадедушка Наку. Являлось ли это скромное украшение амулетом, являлось ли оно талисманом? Киона думала, что являлось, раз уж она почему-то не могла выяснить, когда именно приедут Людвиг и ее сводный брат Тошан. Однако ей даже и в голову не приходило снять это ожерелье с себя. Она считала, что должна руководствоваться словами, которые сказал ей старый шаман.

«Когда мои волосы будут гораздо длиннее, когда они дорастут до груди – и не раньше!» – прошептала она.

Роскошная обстановка, окружавшая ее, в конце концов подействовала успокаивающе. В камине, отделенном от комнаты трехсекционной железной решеткой изящной формы, потрескивали горящие дрова. Фарфоровые фигурки на пианино, бросающиеся в глаза благодаря обвитой вокруг них гирлянде со светящимися маленькими лампочками, воспроизводили сцены Рождества. «Лора умеет создавать волшебный интерьер, – подумалось Кионе. – Характер у нее, как говорит папа, колючий, как зубья пилы, однако ее щедрость не знает границ. Мы с ней понимаем друг друга все лучше и лучше».

Со второго этажа до нее донеслись звуки беготни, смех малышей и голос ворчащей на них Мадлен.

Киона с радостью и умилением почувствовала, как на ее душу накатывают волны любви ко всем близким родственникам. Сосредоточившись и закрыв глаза, она сложила ладони и попросила Бога-Отца, Иисуса Христа и Духа Святого защитить их всех и даровать им счастье и здоровье. Затем она открыла глаза, развела руки в стороны и встала: паркет заскрипел под чьими-то шагами. Кто-то заходил в салон. Киона, еще даже не обернувшись, поняла, что это Людвиг.

– Киона! – позвал он.

Она, казавшаяся очень худенькой в своих черных штанах и свитере такого же цвета, повернулась к нему. Он, остановившись чуть поодаль от Кионы, долго смотрел на нее, облаченный в свою тяжелую куртку лесоруба. Его светлые волосы были скрыты под серой шапкой. Киона заметила, что он уже снял грубые кожаные башмаки, чтобы не наследить на паркете. Этот его поступок слегка растрогал ее.